Трус, предатель всегда презираем.
Враг есть враг, и война всё равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна,
И всегда на неё уповаем.
Время эти понятья не стёрло.
Нужно только поднять верхний пласт,—
И дымящейся кровью из горла
Чувства вечные хлынут на нас.
Ныне, присно, вовеки веков, старина,
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена.
Если другом надёжно прикрыта спина.
Чистоту, простоту мы у древних берём,
Сзади сказки из прошлого тащим,
Потому что добро остаётся добром
В прошлом, будущем и настоящем.
Торопись, тощий гриф над страною кружит,
Лес, обитель твою, по весне навестить,
Слышишь, гулко земля под ногами дрожит,
Видишь, плотный туман над полями лежит,—
Это росы вскипают от ненависти.
Ненависть в почках набухших томится,
Ненависть в нас затаённо бурлит,
Ненависть потом сквозь кожу сочится,
Головы наши палит.
Погляди, что за рыжие пятна в реке,
Зло решило порядок в стране навести,
Рукояти мечей холодеют в руке,
И отчаянье бьётся, как птица, в виске,
И заходится сердце от ненависти.
Ненависть юным уродует лица.
Ненависть просится из берегов,
Ненависть жаждет и хочет напиться
Чёрною кровью врагов.
Да, нас ненависть в плен захватила сейчас,
Но не злоба нас будет из плена вести.
Не слепая, не чёрная ненависть в нас.
Свежий ветер нам высушит слёзы у глаз
Справедливой и подлинной ненависти.
Ненависть, пей! Переполнена чаша.
Ненависть требует выхода, ждёт.
Но благородная ненависть наша
Рядом с любовью живёт.
Час зачатья я помню неточно,
Значит, память моя однобока,
Но зачат я был ночью порочно,
И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе —
Девять месяцев — это не лет.
Первый срок отбывал я в утробе,
Ничего там хорошего нет.
Спасибо вам, святители, что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители зачать меня задумали.
В те времена укромные, теперь почти былинные,
Когда срока огромные брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия, а многих даже ранее,—
А вот живёт же братия, моя честна компания.
Ходу, думушки светлые, ходу,
Слово резвое, в строченьке слово.
Первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил
Отыгрался бы на подлеце.
Но родился, и жил я, и выжил —
Дом на Первой Мещанской в конце.
Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой
Соседушка с соседочкою баловались водочкой.
Тут на зуб зуб не попадал, не грела телогреечка.
Тут я доподлинно узнал, почём она копеечка.
Все жили вровень, скромно так, система коридорная,
