Час зачатья я помню неточно…
Час зачатья я помню неточно,
Значит память моя однобока,
Но зачат я был ночью, порочно,
И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе —
Девять месяцев, это не лет —
Первый срок отбывал я в утробе,
Ничего там хорошего нет.
Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали
В те времена укромные,
Теперь почти былинные,
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия,
А многих даже ранее, —
А вот живет же братия,
Моя честна компания.
Ходу, думушки светлые, ходу,
Слово, строченьки милые, слово.
Первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил,
Отыгрался бы на подлеце.
Но родился, и жил я, и выжил —
Дом на Первой Мещанской в конце.
Там за стеной за стеночкою,
За перегородочкой
Соседушка с соседочкою
Баловались водочкой,
Все жили вровень, скромно так,
Система коридорная,
На тридцать восемь комнаток
Всего одна уборная.
Здесь на зуб зуб не попадал,
Не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал,
Почем она — копеечка.
Не боялась сирены соседка,
И привыкла к ней мать понемногу,
И плевал я, здоровый трехлетка,
На воздушную эту тревогу.
Да не все то, что сверху, от Бога —
И народ зажигалки тушил,
И как малая фронту подмога,
Мой песок и дырявый кувшин»
Светило солнце в три луча
Сквозь дыры крыш просеяно
На Евдоким Кирилыча
И Гисю Моисеевну.
Она ему, — Как сыновья?
— Да без вести пропавшие.
Эх, Гиська, мы — одна семья,
Вы тоже пострадавшие.
Вы тоже пострадавшие,
А значит обрусевшие.
Мои без вести павшие,
Твои — безвинно севшие.
Я ушел от пеленок и сосок,
Поживал, не забыт, не заброшен,
Но дразнили меня "недоносок",
Хоть и был я нормально доношен.
Маскировку пытался срывать я —
Пленных гонют, чего ж мы дрожим?
Возвращались отцы наши, братья
По домам по своим да чужим.
У тети Зины кофточка
С разводами да змеями —
То у Попова Вовчика
Отец пришел с трофеями.
Трофейная Япония,
Трофейная Германия…
Пришла страна лимония,
Сплошная чемодания.
Взял у отца на станции
Погоны словно цацки я,
А из эвакуации
Толпой валили штатские.
Осмотрелись они, оклемались,
Похмелились, потом протрезвели.
И отплакали те, кто дождались,
Не дождавшиеся отревели.
Стал метро рыть отец Витькин с Генкой.
Мы спросили, — зачем? — Он в ответ,
Мол, коридоры кончаются стенкой,
