В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, помеха…
В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, помеха,
На кручах таких, на какие никто не проник, никто не проник,
Жило-поживало веселое горное, горное эхо,
Оно отзывалось на крик, человеческий крик.
Когда одиночество комом подкатит под горло, под горло,
И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет, в обрыв упадет,
Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно,
Усилит и бережно в руки своих донесет.
Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, и зелья,
Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп, топот и храп,
Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье,
И эхо связали, и в рот ему сунули кляп.
Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха, потеха,
И эхо достали, но звука никто не слыхал, никто не слыхал,
К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо,
И брызнули слезы, как камни, из раненных скал.
И брызнули слезы, как камни, из раненных скал.
Всю войну под завязку я все к дому тянулся…
Всю войну под завязку я все к дому тянулся
И, хотя горячился, воевал делово,
Ну, а он торопился, как-то раз не пригнулся
И в войне взад-вперед обернулся за два года всего ничего.
Не слыхать его пульса с сорок третьей весны,
Ну, а я окунулся в довоенные сны
И гляжу я, дурея, но дышу тяжело,
Он был лучше добрее, добрее, добрее, добрее, ну, а мне повезло.
Я за пазухой не жил, не пил с Господом чая,
Я ни в тыл не стремился, ни судьбе под подол,
Но мне женщины молча намекали, встречая, —
Если б ты там навеки остался, может, мой бы обратно пришел.
Для меня не загадка их печальный вопрос,
Мне ведь тоже не сладко, что у них не сбылось,
Мне ответ подвернулся, — Извините, что цел.
Я случайно вернулся, вернулся, вернулся, ну, а ваш не сумел.
Он кричал напоследок, в самолете сгорая, —
Ты живи, ты дотянешь, — доносилось сквозь гул.
Мы летали под Богом, возле самого рая,
Он поднялся чуть выше и сел там, ну, а я до земли дотянул.
Встретил летчика сухо райский аэродром,
Он садился на брюхо, но не ползал на нем,
Он уснул не проснулся, он запел не допел…
Так что я вот вернулся, глядите, вернулся, ну, а он не сумел.
Я кругом и навечно виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.
Но хотя мы живыми до конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть, у кого, у кого она есть.
