Птица Сирин и всадник на белом коне | страница 6
«Помнишь ли меня, сынок?»
Вскрикнул Егорка, вскочил на ноги, а ладья метнулась от него испуганно, и не ладья это уже, а серая утка громко крыльями захлопала и пропала в тумане!
Очнулся Егорка, лицо от слез мокрое. «Матушка, — шепчет, — ведь это ты была?»
На память о том сне несколько дней подряд, не разгибаясь, вырезал Егорка из неподатливого березового поленца волшебную ладью с двумя лошадиными головками впереди. Когда середину выдолбил, нарвал хвоща и жесткими его стеблями зачистил все до блеска. А вечером рассказал бабушке Акулине про свой сон и ладью на стол поставил. Бабушка бережно взяла ее в руки, погладила и говорит:
— А ведь у тебя, Егорка, знатный ковшик получился. Как попьешь из него, так и мамку помянешь.
Долго в ту ночь Егорка на лавке ворочался. «Хорошо бы, — думает, — таких ковшиков всем вырезать, у кого родных порубили».
Так и сделал. Все лето строгал, резал, зачищал.
Вот собралась деревня на братчину, родных поминать. Пиво всем миром, по обычаю, сварили, тут Егорка и поднес всем по ковшику. Мужики одобрительно кряхтят, на чистую работу дивятся, а бабы прижали подарки к груди, ревут, смущенного «мастера» в русую макушку целуют.
Веселее жизнь пошла у Егорки, дело нужное и полезное появилось. Выучился ложки резать. Маленькие с витым стеблем и росписями веселыми — для ребятишек, большие с медведем резным — для мужиков, самые большие половники с яркими узорами — для хозяек, а на всю семью — солоницу с богатой резьбой и откидной крышкой. Соль на Руси уважали, на самое почетное место солоницу ставили.
Из других деревень про Егорку прослышали, приходить стали за его ложками, ковшами и солоницами. Никакой платы он не брал, так отдавал. Но однажды осерчал на него дед из соседней деревни.
— Что ж ты, — говорит, — от моего меду отказываешься? Ты ведь не для себя ложки-то режешь? Так и я не для себя ульи держу. Ты погляди на пчел: одна цветок разведывает, другая мед с него по капельке тащит, третья соты лепит, четвертая улей прибирает. Все друг для друга стараются. И человек так же должен.
С каждым годом все больше и больше народу к Егорке приходить стало. Теперь уж не просто берут то, что он сделает, а свое заказывают. Кому блюдо праздничное для пирогов вырежи, кому ковш трехведерный корневой, из корня, значит, а кому сундучок для приданого.
Иной раз столько заказчиков набьется, что, того и гляди, избушку развалят.
— Может, нам новую избу срубить, а, бабушка? — спрашивает как-то Егорка.
