— У нас в Двориках так друг от дружки не отгораживаются. Простору у вас нет, — смущенно говорит Егорий.
— Да откуда ему взяться-то, простору? Знаешь, сколь здесь народу живет? Тыщ двести будет!
— Ну да?! — изумился Егорий. — Эка прорва!
Свернули еще несколько раз и наконец остановились у новенькой, только что отстроенной церкви. Причудливая такая, узорчатая, на сказочный теремок похожа. Стены резным белым камнем выложены, столбы витые, а пять ярко-синих куполов золотыми звездами сияют.
— Вот ее, красавицу, и украшать будем, — ласково щурится Никодим.
«Хороший старик, — думает Егорий, — зря напраслину на себя наводит, что зверь он лютый».
Однако, как только порог церкви переступили, хорошего старика словно подменили. Брови мохнатые насупил, глазами сверканул да как подскочит к мастерам, что в уголку на лавке мирно ели, и давай ругаться:
— Вы чего это, идолы языческие, делаете?! Вы что ж это пиршествами храм скверните? Разве здесь двор постоялый? Погодите, ужо накажет вас Господь, как Дионисия наказал.
— Неужто и Дионисий грешен был? — не верят мастера.
— Был. И вот как. Старец Пафнутий запретил нам в монастыре есть, а чтоб в деревню ходили. А Дионисий-то время на хождения тратить не хотел. Он ведь как начнет писать, продыху ни себе, ни нам не давал. Ну вот, велит он мне однажды, как самому молодому, принести из деревни жареную ногу. Я и принес тайно от Пафнутия. Вечерком села артель в укромном местечке поесть, а Дионисий, как старшой, вкусил первым и отшатнулся. Мясо-то вдруг протухло и в червях все стало. Во как. Дионисий говорит: «То кара Господня мне за ослушание». И слег и болел, пока игумену не покаялся.
— Авось нас минует сия кара, — хохотнул Мирон, — брюхо-то, злодей, добра не помнит. Пока не набьешь — работать не велит.
— Видать, брюхо-то у тебя и душу вон вытолкало. Нынче встретил такого богомаза на площади, не ангелов бестелесых пишет, а мирских чревоугодников, каков сам есть. Сцепился я с ним, спасибо вот Егорий отбил. Слышь-ка, Лука, запиши его в свою книгу кормовым, а там поглядим.
— Как это кормовым? — не понял Егорий.
— Харчами, значит, будешь получать, — степенно отвечает лысый Лука, — да и то, пока работа есть. А как работы не будет, так и кормов не будет. Кем писать-то его, отец Никодим?
— Ну, раз из деревни он, знать, дерево любит. Будет пока доски иконные ладить. Так и запиши. А ты, Мирон, научи новичка. Ну, и вы, ребятушки, давайте с Богом за работу. Бери, Егорий, скобель, выбирай в углу доски да гляди, чтоб без сучков были, и строгай добела.
