Я догнал Серафину.
— Скажи, насколько важна должность Хранителя Протокола? Она тебе знакома? — тихо спросил я.
Она посмотрела на меня загадочным взглядом.
— Насколько важен тот, кто решает, кто получит дегустатора, а кто нет и какого дегустатора? — спросила она в ответ. — Протокол — это инструмент. Если он захочет отказать кому-то в доступе, то вспомнит протокол, который, к его великому сожалению, не позволяет предоставить этому человеку аудиенцию. И в зависимости от того, что это за протокол, охранники будут обращаться с гостем более или менее заботливо, — теперь ей, казалось, стало весело. — Так было в моё время, когда этот дворец имел всего четверть сегодняшнего размера. Думаю, на протяжение столетий произошло много дополнений и улучшений, безусловно, в том числе и в области протокола. Но одно, без сомнения, осталось прежним. Он решает, кому позволить встретиться с эмирой, а кому нет. Это отвечает на твой вопрос, сержант… Хавальд?
Да, отвечает. Я вспомнил свою первую встречу с Хранителем Протокола, когда он приставил ко мне восемь солдат, в качестве почётного караула, потому что я не хотел оставить меч. Сама эссэра Фала вмешалась в нужное время, но без её вмешательства…
Интересно, куда бы меня проводили охранники?
Трава слева и справа от дороги была зелёной и сочной, несмотря на палящую жару. А неподалёку охранник в отполированных чешуйчатых доспехах отогнал в сторону свободно бродящего фазана.
Здание, куда направлялся Хахмед, было побелено в бледный пастельный тон и украшено мозаикой из пальм. Слева журчал фонтан, возле которого роскошно одетая молодая женщина, держась на приличном расстоянии, обменивалась словами с солдатом из дворцовой стражи. Под голубым, безоблачным небом сады дворца казались райский оазисом спокойствия, но и за этими стенами пастельных тонов таились опасности. Опасности другого рода, которые я был не способен различать. Казалось, Серафина угадала мои мысли и тихо рассмеялась.
— Не переживай, Хавальд. До сих пор ты хорошо справлялся и знал, как вести себя с ним. Сегодня ты обрёл друга.
Я не стал больше ничего говорить, когда Хахмед открыл дверь в постройку и повёл нас вдоль длинного прохладного коридора. Если всё так, как она говорит, то это скорее не моя заслуга, а её.
Стены здесь были на удивление толстыми, а свет падал только через люки в потолке, который тоже оказался более массивным, чем я ожидал. Здесь было прохладно, почти холодно, но это была не единственная причина почему я прозяб: этот коридор заканчивался дверью из камня, на которой был символ песочных часов — символ Сольтара. Я чувствовал, что это не святилище, но определённо место, посвящённое смерти.
