– Угощайтесь, Мария Филипповна, не стесняйтесь, у нас продукты есть еще, надо будет, купим.
– По нынешним временам всего не укупишь.
Но продукты спрятала, открыв одну банку тушенки. После ужина хозяйка не спеша, по кусочку съела одну конфету, остальные спрятала «для внучки».
Засыпавшую после еды Настю сразу же уложили спать, набросав ей на печку вещей, «чтобы помягче спалось».
Андрей не пожалел, что остановился здесь на ночь – словоохотливая Мария Филипповна рассказала, где можно попроситься на попутку, пожаловалась, что гоняют копать ров перед городом, что пару дней назад была паника, когда на рынке пустили слух, будто на город высадился немецкий десант, но это оказалась неправда, что бомбардировщики чуть не каждый день пролетают над городом, но Владимир пока не бомбили, «наверное, на Нижний летают».
Вскоре и Андрей начал зевать и хозяйка отправила его спать на печку рядом с Настей, пообещав разбудить рано утром.
Марина[3]
Утром Марина первым делом отправилась в горсовет, где с утра должно было состояться заседание, на котором решался вопрос, можно ли ей переехать в Чистополь и можно ли ей по переезду работать судомойкой в столовой союза писателей. Её вызвали, но почти не слушали, выставили коридор – ждать решения. В коридоре она снова встретилась с Чуковской, которую встретила, как родную – хоть одно родное лицо в этом гнетущем и страшном здании:
– Вы?! – так и кинулась она к ней, схватила за руку, но сейчас же отдернула свою и снова вросла в прежнее место. – Не уходите! Побудьте со мной! Сейчас решается моя судьба, – проговорила она. – Если меня откажутся прописать в Чистополе, я умру. Брошусь в Каму.
И Чуковская сидела рядом с ней на краешке единственного в коридоре стула, что-то говорила утешающее, но Марина её не слушала почти, ожидая решения этих чужих людей, скрывающихся за дверью с табличкой «Партком».
– Тут, в Чистополе, люди есть, а там никого. Тут хоть в центре каменные дома, а там – сплошь деревня.
– Но ведь и в Чистополе Вам вместе с сыном придется жить не в центре и не в каменном доме, а в деревенской избе. Без водопровода. Без электричества. Совсем как в Елабуге.
– Но тут есть люди. А в Елабуге я боюсь.
Впрочем, ожидание оказалось не напрасным – Марине с Муром разрешили переезд и разрешили искать жилье хоть сейчас. А про работу ничего не сказали – столовой еще нет, заявлений много.
Но Чуковской она и после этого сказала, что боится того, что «работы не дадут». Страх заполнять анкеты был выше всего, ведь тогда сразу узнают и про эмиграцию, и про Сережу с Алей – и житья не будет.
