— Да-а-а! — вновь протянул Никита.
Лезть в крапиву ему совсем не хотелось. Но и оказаться трусом и неженкой в глазах двух маленьких девчонок — ни за что!
И тут Никите почудилось, будто что-то шевельнулось в ладони, теплое и шершавое, и осторожно надавило на плечо.
Меч! Ну, конечно же!
— Вперед! В атаку! — отчаянно выкрикнул Никита и с разбегу врубился в обжигающие заросли.
Вжих! Вжих!
А из зеленой колючей глубины вылезло на поверхность злобное чудище. И было у него не три головы, как у Змея Горыныча, не девять, и даже не двенадцать, а превеликое множество голов. Такое число Никита, наверное, еще и в школе не проходил. У каждой головы — широкая жадная пасть с острыми зубами, тонкий, похожий на жало, ядовитый язык. Да каждая еще и огнем дышит.
Никита сначала испугался, когда все эти страшные морды к нему потянулись, но меч в его руке, словно сам по себе продолжал махать, рубить вражьи головы. И отступило чудище, скрылось в непроходимой глуши, только обиженное ворчание раздавалось еще некоторое время.
Никита подхватил с земли пестрый веселый мячик, отдал девочкам.
— Вот! Держите, рёвы!
— Ой, Никиточка! Ой, спасибочки! — радостно загалдели Ариша с Лизочкой.
Никита усмехнулся в ответ.
— Да не за что.
И зашагал дальше. Куда глаза глядят. А глаза у него глядели вперед и вверх. Потому что показался вдруг Никита сам себе таким высоким-превысоким и сильным-пресильным. Вот с этой самой высоты и не заметил богатырь, что очутился на краю оврага. Оступился и покатился вниз.
Хорошо, что трава выросла густой и высокой. Падать не очень больно было. Ну и ветки росшего в овраге ивняка Никитин полет смягчили.
Поднял Никита голову и увидел прямо перед собой черный клеенчатый нос и два блестящих темных глаза.
Небольшой лохматый пёсик стоял перед Никитой и смотрел настороженно и внимательно, будто хотел спросить: «Ты кто? Ты зачем пришел?»
— А ты кто? — первым заговорил Никита. — Чего ты здесь делаешь?
Пёсик осторожно махнул хвостом, и только тут мальчик заметил веревку, которая плотно обвивала собачью шею и тянулась к одному из ивовых стволов.
— Ты почему привязан? Ты чей?
Никита протянул к пёсику руку, ладошкой вверх.
Пёсик кинулся вперед, жадно ткнулся носом, лизнул, а потом уставился на мальчика разочарованно и изумленно.
— Есть хочешь? Да? — догадался Никита.
Пёсик обрадовано взвизгнул.
— Сколько же ты здесь сидишь? Как же так? Почему?
Никита вскочил с земли.
— Подожди! Я сейчас.
Сначала он схватился за узел на собачьей шее, попытался развязать, но веревка была затянута так плотно, что зацепиться не за что. Пальцы беспомощно соскальзывали.
