Не зная отдыха и сна | страница 60
— Можно, — ответил я, — но только когда я разрешу.
На ужин я не пошел. Специально оставив девушек одних вместе с эльфаром, я ждал развития событий, и предчувствия меня не обманули.
В полночь в дверь моего кабинета поскребли.
— Заходи, Рабе, — разрешил я.
— Хозяин, эльфар и служанка пошли в подвал. Что делать?
— Подождем.
Я примерно представлял, что будет делать снежный эльфар. Он один, поэтому разложит по краям места призыва камни силы. Перед этим, чтобы подавить волю, опоит девушку зельем дурмана. Хм. Если она будет невменяема, то как свидетель запретного ритуала не сгодится. Но с этим уже ничего не поделаешь, придется записывать происходящее в подземелье на амулет. Я так уже делал, представляя доказательства Гронду и архимагу — ректору академии в Азанаре.
Мы посидели и подождали. Вскоре, по моим расчетам, эльфар должен был войти в подземелье. Я поднялся, взял за руку Рабе и перенесся в подвал бывшей тюрьмы. Впереди нас послышались уходящие шаги и тихие голоса.
— Вы уверены, лер, что это безопасно?
— Поверь мне, любимая.
«Любимая! — мысленно усмехнулся я и покачал головой. — Как простые девушки падки на обман! Эта глупышка поверила, что снежный красавец в нее влюбился. Куда девается их разум?»
Рабе, услышав последние слова эльфара, презрительно фыркнула. Кинула на меня быстрый взгляд и, приблизившись к моему уху, прошептала:
— А ее я могу выпить?
Я отрицательно покачал головой.
Шаги отдалились, а мы остались стоять перед входом в старое подземелье.
— Сейчас эльфар разбирает стену, — прошептал я, увидев нетерпеливый взгляд демоницы. — Подождем.
Минут через пять мы двинулись дальше. Дыра была открыта, и внизу слышались голоса.
— Любимый, мне страшно. Что это?
— Это, милая, древняя часовня. Здесь в далекие времена, когда люди и эльфары еще только осваивали эти земли, все расы жили вместе…
— А что это за картины? Они ужасны.
— Не бойся. Это внутренние страхи, от которых нужно освобождаться. Здесь проходили ритуалы сочетания разных рас. Видишь этого прекрасного демона?
— Да.
— Он женится на человеческих девушках.
— Но… но у него… такие чресла! Как можно?
— Не обращай внимания. Это специально так раньше рисовали. Его чресла — образ плодородия. Земли были огромны, а разумных было мало…
«Ну и горазд этот снежок врать, — удивился я. — Вот чешет, как по писаному. Немудрено, что он смог „запудрить“ мозги простолюдинке. Марыся, как всякая девушка, считает себя исключительной и мечтает найти своего принца. А она ведь и в самом деле исключительная…»