– Нет проблем, это же моя компания. Но я скоро иду, только обдумаю кое-что.
Ты ушла, я остался в кровати, а дождь продолжал настукивать в окно непонятные ритмы. В середине весны часто выпадают осадки, и это был один из тех «мокрых», как ты выражалась, дней. Ты не любила дождь, а мне он нравился, по крайней, мере, тогда. Я быстренько принял душ и уже почти оделся, когда услышал твой голос, который доносился с первого этажа.
– Горничная опять оставила твою рубашку на стуле в гостиной, наверное, она не успела высохнуть.
– Ну и ладно, – ответил я, – пускай висит себе там, не мешает же.
– Я все-таки ее уберу, а то портит весь вид.
Я не ответил, полагая, что это лишнее. Одевшись, брызнул на себя туалетной водой – последний штрих. Глянул в зеркало и, ухмыльнувшись, спустился по мраморным ступенькам лестницы на первый этаж, в кухню.
Прокрутив последние мгновения своего безоблачного бытия, Максим уловил какие-то неприятные странные помехи, что удивило его, ведь все было отлично этим утром. Но что-то бесформенное все же побеспокоило его на какое-то мгновение. Как в цирке с акробатом.
– Смертельный трюк, абракадабра! Акробат Ловчак в пятнадцати метрах от земли делает сальто назад на натянутом в воздухе тросе, и делает он это без страховки, уважаемые господа. Повторяю, он выполнит этот пируэт, этот сложный трюк без страховки! Смотрите все – великолепный Ловчак на арене нашего цирка!
Разгоряченная толпа начинает бить в ладоши, аплодисменты эхом поднимаются в воздух, заполняя пространство. Вспотевшие лица с двигающимися челюстями – публика жует бронзовые хот-доги, которые все представление разносит продавец, – направлены на конферансье, а тот продолжает расписывать смертельный трюк, пуская слюни в черный микрофон.
– Господа, приветствуйте! Ловчак – лучший акробат нашего цирка на колесах.
Шквал аплодисментов усиливается. Под куполом цирка на железном шесте в свете прожектора появляется акробат. Ловчак посылает воздушные поцелуи беснующейся публике, отвешивает поклоны ей же. Все наполнены ненасытной жаждой поскорее увидеть этот трюк, этот смертельный номер под куполом шапито. И вот конферансье важно вышагивает в лакированных туфлях по бордовому ковру в центр арены.
– Господа, попрошу тишины, пожалуйста, чтобы Ловчак смог сосредоточиться. Убедительно прошу вас воздержаться от криков в момент исполнения номера. Господа, будьте милосердны, ведь каждый прыжок стать последним!
Голоса постепенно стихают, но кто-то все же ахнул, не сдержав чувств. Где-то в верхней части трибун заплакала девчонка и тут же смолкла, получив оплеуху от матери. Через несколько минут воцарилась тишина, и самым громким звуком было, наверное, сердцебиение зрителей. Погасили свет, остался только прожектор, направленный на акробата, который готовился к трюку. В свете луча он казался бесконечно одиноким, будто и не было в этом цирке никого.
