— Только одно условие, — сказал иностранец. — Малыш будет мне помогать составлять гербарий лечебных растений Кавказа.
— Он будет делать все, что вы прикажете, мой господин! — еще ниже поклонился Габо.
— Мистер Злыденс!
— Слушаю вас, — старый военный чиновник склонился в почтительной позе.
— Можете выдавать паек этому малышу.
— Слушаюсь.
Через несколько минут экспедиция тронулась в путь. Габо снова затянул осетинскую песню. Знаур тихо подтягивал ему.
А перед глазами мальчика вставала картина встречи с матерью. «У меня теперь есть мать, — мысленно говорил Знаур, оборвав песню на полуслове. — Мать!..» Она стоит перед ним и повторяет одни и те же слова: «Ма хур![33] Ты со мной, ма хур!..» — гладит сына по голове, плачет от счастья. А когда настал час разлуки, сказала: «Ты уходишь в город учиться? Не хочу, чтобы первое слово мое было против твоей воли. Поезжай. Пиши письма. Я сама приеду к тебе, ма хур. Но останься хоть на два дня, прошу тебя…»
Ахметка настоял на своем — идти в город немедленно. Поспорили, чуть не поссорились. Костя взял сторону Ахметки. Условились встретиться через три-четыре дня у дальнего родственника Знаура, Дзиаппа, который жил рядом с осетинским кладбищем. Мать советовала разыскать другого дедушку, Габо, но не знала, где он живет. Ей не хотелось, чтобы сын переступил порог дома старого Дзиаппа, близкого к роду Кубатиевых.
«А теперь я еду с дедом Габо, — думал Знаур. — И через два дня мы будем в городе. Как странно. Видимо, Уастырджи[34] помогает мне…»
И еще вспомнились последние материнские слова, произнесенные с тревогой: «Зачем ты покидаешь меня, ма хур!..»
Поднявшись в предгорье, экспедиция разбилась на две группы. Злыдень с обозом остался в селении Фидар. Стрэнкл приказал ему раздать детям сорок маленьких посылок — мешочков прогорклой муки, составить и заверить печатью Совета список получивших подарки.
Мистер Стрэнкл, Керакозов, Габо и Знаур в сопровождении двух конников охраны — рябого курда Мехти и чеченца Закира — поднялись по Дигорскому ущелью вверх. Все ехали верхом, кроме старика и юноши — они вели на поводу двух темных мулов, навьюченных тюками с провизией и брезентовыми палатками.
Надвигался вечер, когда верховые спешились на широкой поляне плато. Пока люди разбивали палатки, мистер Стрэнкл установил на высоком штативе фотоаппарат и заснял несколько видов. Прямо на восток простиралась широкая равнина с утопающими в садах селениями, вокруг которых извивались серебристые нити рек, правее тянулись отроги Главного хребта и синели ущелья. Урух шумел где-то далеко внизу. Тихий, изменяющий свое направление ветерок приносил то прохладу ущелья, то благоухание фруктовых садов, то ароматы альпийского разнотравья. Погода, кажется, налаживалась, угроза дождя миновала.
