«Познакомиться бы ближе!» — думал Коста, слушая Врубеля. Но познакомиться как следует с Михаилом Александровичем не удалось: вскоре тот покинул Петербург и занялся восстановлением росписей древней Кирилловской церкви в Киеве.
Накануне отъезда Врубеля в Киев Хетагуров еще раз встретился с ним, с Валентином Серовым и фон Дервизом в их коллективной мастерской. Он пришел туда вместе с Павлом Петровичем Чистяковым и испанским художником Фортуни. «Полюбуйтесь, молодые люди, как трудится этот могучий триумвират», — сказал Чистяков, приглашая Хетагурова и других воспитанников академии.
Мастерская была большая, предназначалась для работы с живой натурой. На полотнах Серова и его друзей виден был «почерк» учителя — тщательный, твердый рисунок и тонкая живопись.
— Вот-с, пожалуйста, — мягко говорил Павел Петрович, обращаясь к гостям. Они научились видеть модель в ее пластической природе, в ее трехмерности. Какое счастье иметь таких учеников!
— Как хорошо и ново! — почти шепотом произнес Хетагуров.
Тут были и высокая культура рисунка, и отличное знание перспективы, и своя манера строить — именно строить! — изображение. Пристальное внимание Коста приковали и рисунки Серова. Их тональный строй знаменовал отказ от многоцветной живописи.
В тональном строе Коста «нашел самого себя», как признавался он впоследствии Андукапару и ставропольскому учителю рисования Смирнову.
На занятиях в классе Чистякова Коста забывал решительно обо всем: о нужде, недоедании, о болях в ноге после тяжелой физической работы. Слушал, затаив дыхание. На его творения: «Нищих крестьянских детей», «Каменотеса», «Римского нищего», «Витовтовну, отнимающую у князя Василия Косого пояс, принадлежавший Дмитрию Донскому», — Коста не мог смотреть без волнения. Особенно запоминались «Крестьянские дети». Сколько в картине глубокого трагизма.
Хетагуров проникался все большим уважением к Павлу Петровичу. Да, правду говорил адъюнкт-профессор:
— Увидите мою картину — и поймете мой взгляд на жизнь, на людей, на искусство.
Картина Чистякова «Нищие крестьянские дети» была гневным обличением самодержавного строя России. Он глубоко понимал мастеров критического реализма, учил молодых художников находить реалистическую сущность в создании великих художников прошлого.
Постепенно Чистяков вводил питомцев в сложный лабиринт путей, которыми достигается истинное мастерство, и вместе с тем учил: «Художник должен уметь петь без нот…»
О законах перспективы Павел Петрович иногда говорил афоризмами, приводил удивительные примеры. А порой речь его была проста, как разговор с маленькими детьми.
