И только теперь, осмысливая весь твой путь, я в состоянии оценить эти факты в их связи и развитии. К сожалению, это не было проявлением только мальчишеской незрелости. Это были, пока первые, факты, выражающие качество твоего мировоззрения. Я старался воспитать в тебе гордость наследника правящего класса, учил тебя уважению к труду, ибо только он создает все ценности и блага, учил мужеству в преодолении трудностей учебы и привлекал на помощь авторитеты.
Я приводил тебе много цитат. Они подтверждали мои слова, что для советских людей работа — это не должность, а место в борьбе, боевой участок. Я учил тебя презирать тунеядцев и иждивенчество, как самое презренное, что может обесславить жизнь человека, и воспитывал гордость, стремление быть на переднем крае в труде и в бою.
Ты не можешь этого отрицать. Все это правда. И только ты можешь сказать, в чем я ошибся, почему это не привилось тебе в полном объеме. Почему ты, соглашаясь со мной, тем не менее в практической жизни руководствовался совсем другими заповедями.
Беспринципность начинается с пустяков.
Я помню твою наивную гордость, с какой ты хвалился тем, что участвовал в загородном пикнике со своими молодыми преподавателями. Тебе льстило, что тебя в эту компанию приглашали как равного для… пьянства. Для тебя это было, какой-то победой.
Будучи внештатным комсомольским инспектором по проверке предприятий общественного питания, ты считал допустимым обратить это доверие комсомола во зло. Ты шантажировал содержателей питейных ларьков, и они откупались от тебя выпивкой и угощением. А ты ведь не корыстный человек по натуре. Ты убежденно доказывал мне справедливость своего «принципа», позволяющего тебе без любви и угрызений совести отобрать невинность увлекшейся тобой девушки и т. д. Ты убеждал себя, что надо быть только смелым, и, не понимая, что такая «смелость» именуется в общежитии наглостью, привыкал к этому как форме взаимоотношений с внешним миром.
Это уже не просто факты. Это уже не ошибки юности беспечной. Ведь одна ошибка — это ошибка. Две — совпадение. Три — уже линия. У тебя их уже не три, а тридцать три, и все одного знака.
Все это звенья одной цепи, имя которой иждивенчество. Ты слишком рано понял выгоду отношений всадника и лошади. При условии, что ты будешь всадником.
3.XII. Я жду писателя, который возьмет на себя труд шаг за шагом проследить всю жизнь подобного тебе молодого человека, чтобы показать неопытным или неумным родителям, как формируются равнодушные, безыдейные обыватели из их мальчиков и девочек. Вероятно, такой отец, как я, будет выглядеть в этом романе в очень неприглядном свете, если не преступником.
