В общем, что касается физического здоровья, мать сделала все, что было в ее силах. Не забудем при этом, что государство предоставило все возможности таким матерям в заботе о подрастающем поколении. Сейчас ты силен и здоров. Для тебя это кажется таким же естественным, как сама жизнь. Трудов и забот матери ты не замечал так же, как не замечал биения своего сердца.
Время шло. Трудное военное время. Первые два года я был в Арктике, потом на фронте и виделся с тобой не часто. Мать с утра до позднего вечера на работе. Ты был предоставлен самому себе, некоторому влиянию школы и попечению няньки. А единственной заботой няньки было, чтобы ты был сыт, чтобы сделать для тебя и за тебя все. Ведь если бы она могла, то и уроки тоже бы делала за тебя.
Ты рос и воспитывался, по существу, на дворе. Ты увлекался всем. Все тебе было интересно, и ты с неутихающим любопытством расширял свои познания окружающего мира. В сферу твоей любознательности попадало все: и хорошее, и плохое. Но так как плохое, видимо, ближе к поверхности жизни, то оно преобладало в тех влияниях окружающей среды, которые тебя воспитывали.
Ты не мог остаться в стороне ни от одной мальчишеской шалости. Ты освоил выключение лифта на чердаке и радовался, видя, как дед Егор, кряхтя, поднимался на восьмой этаж, чтобы его включить. Ты проверил и свою смелость, когда, преодолевая замирание сердца, на руках спускался по тросу лифта с восьмого этажа в бездонный колодец. Чердак ты изучил куда лучше, чем управдом.
Итоги полубеспризорного воспитания нарастали с пугающей быстротой. Я вернулся из армии. Тебе было уже 12 лет. Я понял, что дальнейшее развитие событий в этом направлении добром не кончится. Оно было чревато всякими неожиданностями. Не имея свободного времени, но, убедившись, как ты запущен уже в своем необузданном своеволии, я серьезно задумался над твоей судьбой.
Я счел за счастье для тебя, когда увидел возможность устроить тебя в Суворовское училище. Я думал, что, удалив тебя в мир суровой требовательности, из-под неразумной опеки няньки, в мир обязательного самообслуживания, в мир, где вся атмосфера пропитана чувством долга перед обществом, я достигну коренного перелома в твоем воспитании.
Но, видимо, я опоздал или чего-то не учел. Быть может, не учел необходимости добиться, чтобы ты это понял сам, так же как и я, чтобы ты не воспринял это как наказание, как ссылку, как отлучение от ласк, которые ты щедро получал от жизни в отцовском доме. Быть может, моею виною было то, что я сам с ранних лет поощрял твою самостоятельность, рассчитывая вырастить в тебе характер волевой и отважный.
