— Ты еще здесь, Марженка?
— Где ты, Павел?
К утру, основательно попетляв, они добрались до нас. Пели жаворонки, петухи орали свое «кукареку», над лесом поднималось марево.
— По-моему, мы чуточку поплутали, — преспокойно сказал папа, — и сделали небольшой крюк, зато здесь — прекрасно.
— А мух-то, мух, — стонала мама, — а уж блох! Не уверена, что та гадость, ползавшая по моей руке, не вошь!
— Вошь намного лучше блохи, моя милая! Схватила — и дави! А попробуй поскачи за блохой! Или поймай муху!
Папино спокойствие только раздражало маму. Она забрала Павлика и уехала с папой домой. Меня оставила в деревне на попечении тети Марженки.
Вместе нам было очень хорошо. Просто замечательно! Мы ходили по грибы, и я нашла здесь свой первый боровик (тетя мне дома нарисовала его), собирали цветы, наблюдали за красивыми синими и зелеными мухами, ловили бабочек. Возможно, за то буйство красок, которое я долго и бережно храню в памяти, я должна быть благодарна именно тете Марженке. Она сумела насытить цветом мой черно-белый мир. До сих пор мое внимание привлекала лишь форма вещей, но стараниями тети абрисы заполнились краской, все ожило, все согрелось.
Я перестала обращать внимание на царапины и волдыри, уже не боялась ни собак, ни гусей, тетя перенесла их на бумагу, и животные сразу же стали ручными, заулыбались, и вот уже мир стал безопасен.
И все же здесь, в деревне, я впервые столкнулась с жестокостью жизни. До сих пор гвоздем сидит в моей памяти страшная действительность, окрашенная в яркие цвета, — сверкающая желтизна поглощается тьмой.
Крохотная желтая птаха прыгала и чирикала, и вдруг неожиданно появилась кошка. Стряслась беда! Я нежно любила и птичку и кошку, мне было трудно рассудить, кто прав, а кто нет. Оцепенев, я наблюдала за трагедией. Тетя сразу же начала импровизировать:
Наша кошка-недотрожка
поймала птичку у сторожки…
И песня продолжалась:
Откусила крылышки,
теперь не полетит,
Откусила клювик,
теперь не запоет…
Я пела вместе с тетей, добавляя все новые и новые четверостишия, и удивительное дело — только что разыгравшаяся трагедия стала казаться мне вполне естественной. Кошку я простила. Ведь шерстка у нее была такая, мягкая, такая шелковистая!
Наступило следующее лето, но мама и слышать не желала о радостях деревенской жизни. Доктор же снова порекомендовал вывезти брата на свежий воздух, и она скрепя сердце согласилась.
На сей раз на помощь пришла тетя Тонча. Ее родство с нами было, пожалуй, спорным, но я по могу представить своего детства без тети Тончи. У бабушки была одна-единственная родная сестра, и, как это случается в жизни, одной аист приносил детей каждый год, другую же облетал стороной. Аисты — птицы неразумные, они приносят младенцев на окошко беднякам, им в голову не приходит, что можно заглянуть и к тем, кто живет в достатке.
