Мама в ответ на извинения махнула рукой и, невзирая на все увещевания пана доктора, к врачу меня не повела. Вместо меня на осмотр повели Зоринку, что переполнило мою душу злорадством.
На коленке остался след зубов, а на тарелке — кусок торта. Это кондитерское изделие не было нам незнакомым, и, хотя война, когда мама питалась одним турнепсом, а папа довольствовался лагерным пайком, окончилась недавно, торт считался у нас несъедобным. Вкус у него был кисловато-сахариновый, запах тухловатый, сверху торт был твердый, а внутри клеклый, что касается цвета, то лучше о нем умолчать. Я не могла взять в толк, почему за то, что меня цапнула собака, жена доктора осудила меня еще и на поглощение этого шедевра кулинарного искусства. Мама, видимо, была того же мнения.
— Выкинь в канализацию, но смотри, чтоб никто не видел.
Я кое-как дотащилась до канализационной решетки, огляделась и стала протискивать между прутьями огромный кусок коричневой массы. Он не желал пролезать, и мне пришлось основательно потрудиться, а когда я обернулась, мой взгляд встретился с оскорбленным взглядом адвокатовой жены.
Она не произнесла ни слова, но наши добрососедские отношения стали прохладнее. Адвокатская семья больше меня к себе не приглашала.
С тех пор как братишка научился ходить, передо мной постепенно и незаметно закрылись соседские двери. Я перестала быть желанной гостьей, ведь за мной тенью волочился змеиный хвостик: мой брат был не просто ребенком, а проказливой обезьянкой. Ему не исполнилось и года, а он уже лазал на стену городского сада, в мгновение ока мог вскарабкаться на шкаф, выгрести огонь из печки, перевернуть молоко, забросить ключи в канализацию. Взгляд его черных, с длиннющими ресницами глаз был неотразим — достаточно ему было лукаво улыбнуться, и мама тут же капитулировала.
— Какой красивый ребенок, — льстили ей соседи, — а до чего же умный, до чего шустрый!
На похвалы-то они не скупились, но тщательно запирали перед ним двери.
Канули в вечность те прекрасные времена, когда я, вся превратившись в слух, слушала разговоры взрослых. И Пепик тоже стал избегать меня: моя рассудительная мама от любви к братишке утратила всю свою объективность. А одна-единственная его слезинка превращала маму в злобную фурию, она обвиняла всех и вся за то, что они будто бы обижают малыша. Так Пепик и отошел от меня.
У Франтишека были свои сходные проблемы. Аист по дороге залетел и к ним тоже и, не посчитавшись с тем, что они ждут ворону, принес им мальчика Бедю. Одному только богу известно, где он подобрал такого горластого младенца. Его мама, потеряв от воплей ребенка голову, вконец измученная, влетала к нам:
