Директор Беделбаев, как всегда, спокойно посматривал на собравшихся, взглянул и на Маматая, поправив очки на переносье, наклонился к бумагам.
Проходили мимо Каипова, скромно занявшего место у самых дверей кабинета, члены парткома — строгие, официальные, даже Кукарев только кивнул в ответ Маматаю и прошел к директорскому столу, сильнее чем обычно налегая на рукоять трости. Только Алтынбек Саяков издалека как ни в чем не бывало улыбнулся Каипову своей лакированной улыбкой и демонстративно сжал кулак — держись, мол, будь мужчиной…
Маматай рассердился. И что он в самом деле! Бой предстоит серьезный, нервный, а он, Маматай, вместо того чтобы сосредоточиться, настроиться на борьбу, правую и бескомпромиссную, занимается дурацким психоанализом подразумеваемых врагов… Да существуют ли они у него вообще? Жизнь его на комбинате с самого начала сложилась благополучно, хотя в начальники он, Маматай, не лез, не пытался никого обскакать по служебной лестнице…
Всматривался исподтишка в собравшихся тем временем и Саяков, прощупывая обстановку и настроения. Начал он с Беделбаева. Директор всегда держался с ним не только на людях, но и дома, куда имел доступ Алтынбек, когда речь заходила о комбинатских делах, подчеркнуто официально, неизменно давая понять, что для него личные отношения никогда не распространяются на дело. К тому же Саякова он считал увертливым, ненадежным. Почувствовав на себе взгляд, директор еще больше нахмурился. Заместителей Беделбаева Алтынбек не принимал всерьез. А вот Кукарев — этот из правдолюбов, себя не пощадит, не только что чужака.
Саяков решил занять выжидательную позицию. Прикрыв глаза ладонью, затаился. Алтынбек, гладкий, обтекаемый, в эту минуту был вылитым дедом Мурзакаримом, когда тот выходил по излюбленной привычке на кишлачный бугор, в тяжелой овечьей шубе с целой шкурой барашка вместо воротника… востроглазым, что-то прикидывающим про себя, что-то затевающим…
Алтынбек, рано потерявший отца, вырос под крылышком у Мурзакарима, деда по матери, старика костлявого, въедливого и коварного, себе на уме.
В последние годы Мурзакарим заметно одряхлел, но глазки-буравчики сохранили живой блеск житейской смекалки. Они поглядывали как настороженные юркие зверьки, готовые в любую минуту спрятаться или вцепиться мертвой хваткой… И характер остался прежний, заносчивый и своенравный. Но теперь, когда он в жизни больше ничего не значил, старик не любил показывать его, разве когда вспылит, начнет размахивать костлявыми, ухватистыми руками, срывающимся, резким фальцетом отчитывать провинившегося.
