— Разговоры все… не люблю… — как от назойливой мухи, отмахнулся Парман. — Дело признаю…
Алтынбек прикурил сигарету и сильно затянулся.
— И все-таки не понимаю я вас, Парман-ака. Даже зверь борется за добычу, а вы… Стоит только упустить инициативу, тут сразу же возьмут в оборот… Не советую отсиживаться: действовать надо, дорогой, действовать…
— Чего ты хочешь от меня, — раздраженно закрутил тяжелой, взлохмаченной головой Парман, и пружинка тоненько и жалобно запела под его рыхлым боком. — Говорил тебе, покой я люблю… Никого не трогаю, и меня не трогай!
— И все-таки настоятельно советую написать заявление в партком, мол, требую разобрать поведение коммуниста Каипова, в личных целях скомпрометировавшего меня на общем собрании, и т. д. Поняли?.. Он-то наверняка на вас уже настрочил…
Парман даже привстал на диване, недоверчиво уставился на Алтынбека сонными, неподвижными щелочками. И Саяков обрадовался, что наконец сумел расшевелить лежебоку, задеть за живое. А Парман, приходя в ярость от одной только мысли, что этот плюгавый Маматай, совсем недавно смотревший подобострастно ему в рот и ждавший от него хоть одного благосклонного словечка, теперь настрочил на него кучу напраслины, яростно заклокотал:
— Я буду писать!..
* * *
На следующий день в парткоме перед Кукаревым лежало пармановское заявление, а сам он стучал огромным, со вздувшимися венами кулаком по столу, так что сыпались на пол карандаши и разлетались бумаги.
— Что это значит, товарищ Парпиев? — холодно приподнялся и оперся ладонью на палку Кукарев. — Успокойтесь и объясните, в чем дело… Грубость — слабый аргумент…
И Парман сник под твердым, холодным взглядом парторга, тяжело осел на стул, вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Он никак не ожидал, что этот болезненный, тщедушный человек (Парман признавал в людях только физическую мощь) способен не только выстоять перед его, Пармана, натиском, но и усмирить его одним взглядом обычно таких мягких, уступчивых бледно-голубых глаз.
— Прочитай, парторг, тут все описано… Рабочего человека, омозолившего руки на металле за столько лет… тяжелого труда… в грязь… при всех… Как коммунист заявляю, — опять взъярился Парман, — не потерплю!
— Рабочий стаж, Парман, тебе зачтется… И попрекать тебе им меня, рабочего человека, незачем. А совесть со стажем путать ни к чему. Совесть, ведь она есть или ее нет — независимо от стажа…
Парпиев давно понял, что криком с Кукаревым ничего не добьешься. И кулаком он стучал зря. И все этот Алтынбек, друг называется… Нет, не пармановское дело турусы на колесах разводить. Лежал бы уж лучше на своем диване, глядишь и обошлось. Да и не набивался он на это звание… Все Алтынбек, все он! Ему нужно, для себя, видать, старается!..
