Высокий, худой, с ястребиным носом, Пулатов, как бойцовский петух, так и налетал на румяного, лояльного Саипова, перед самым его носом ребром ладони разрубая прокуренный воздух.
— Не мерьте всех на свой аршин! Мерка ваша мелкая, куда вам с ней!
— Прошу без личных выпадов, — для порядка вмешался Саяков и еще для того, чтобы все видели, что и он принимал участие в дискуссии.
— Да знаете ли вы, в чем он меня обвинил? Меня? В корысти! Будто я хочу урвать кусок пожирнее, — переключился с Саипова на Алтынбека начальник мастерской.
— Не поверю, чтобы материальный стимул на всех действовал, а на Пулатова нет! — не отступался от своего Саипов. — Закона развития общества не признаешь. — Казалось, Саипову доставляло удовольствие дразнить Хакимбая, буквально захлебывавшегося от возбуждения.
— А я утверждаю: человек, руководствующийся мелкой житейской выгодой, бескрыл!
— Пустой пафос! — обиженно надул толстые щеки Саипов.
Алтынбек примирительно улыбнулся:
— Борьба противоположностей, дорогие.
Всем понравилась находчивость главного инженера, угомонившего сразу даже этих заядлых спорщиков.
Маматай ушел с заседания взволнованный, в приподнятом настроении. Особенно его заинтересовало сообщение Хакимбая о технических новинках на комбинате. Маматай хорошо разбирался в теоретической механике, да и машины, о которых говорил начальник ремонтной мастерской, ему были хорошо знакомы. Еще в Ташкенте Каипов попробовал усовершенствовать один из узлов, много времени бился с ним, советовался с институтским светилом. Профессор одобрил его творческий порыв, но почему-то усомнился в экономическом эффекте маматаевского изобретения.
Вернувшись в общежитие, Маматай первым делом энергично выдвинул из-под кровати свой видавший виды обшарпанный чемодан, достал те институтские чертежи и просидел над ними до поздней ночи.
В общежитии тихо и сонно. А давно ли в этой комнате Хакимбай и его друзья-технари за полночь вели громогласные профессиональные споры. Тогда он, деревенский паренек, только-только отслуживший армию, голоса боялся подать, не только что… А вот настало время — на равных участвовал в совещании Совета рационализаторов!
«Удивительная штука — человеческая судьба, — волновался от своих мыслей Маматай. — Вот отец говорит, будто она — чудо, «подарок бога», будто еще до рождения запечатлевается на челе каждого… Так ли это? Выходит, если верить отцу, никто в своей вине не виноват! Ни Парман, разоривший сердечные надежды Шайыр, сделавший ее такой, какова она сегодня, — с ее напускной игривостью и черной тоской безверия? Ни они с Даригюль, отдавшие на волю случая свою любовь? Чья тут вина?»
