— Потому ты и решил распустить руки? Ты обязан был держать себя в узде, — сухо заметил Жапар-ака.
— Я Ивану Васильевичу говорил, что не справлюсь с его поручением — мне бы со своим непосредственным делом как следует разобраться, я ведь инженер прежде всего…
— Ах вот оно что!.. Нет, молодой человек! Наука наукой, техника техникой. А работа с людьми — важней всего. Ведь каждый человек — это целый мир. А коллектив? У него, как у единого живого организма, свой характер, свои традиции.
Маматай понуро молчал.
— Вон сколько мне лет, — с грустью произнес Жапар-ака, — а я не отказался от работы парторга. Мне бы в мои годы прийти домой и прохлаждаться. Нет, человек, если чувствует главное — ответственность за общество, — находится в гуще жизни.
Жапар подошел к широкому окну и долго смотрел на ночной город, где прошла его долгая жизнь, город, с которым вместе он, Жапар, рос и мужал. Все возрасты его, Жапаровой, жизни были отданы городу, этим местам. «Наверно, он меня долго еще будет помнить», — тихо подумал Жапар и по-стариковски глухо вздохнул.
— У нас, Маматай, в общем-то дела идут неплохо, — сказал он, тяжело опускаясь на диван. — Вроде бы грех жаловаться. Но есть, и у нас больное место. Это кадры. Утечка — почти половина поступающих не удерживается. Или вот тебе факт. Иные и отпускают своих жен и дочерей в вечернюю смену, а иные и нет. А в чем причина? Предрассудки, цепкие пережитки мусульманства.
— Да, так, — согласился Маматай. Он и сам давно и остро думал об этом.
— Вот видишь, — словно, поймал его на слове Жапар-ака, — а сам-то как? Увиливаешь от партийного поручения.
Маматай пристыженно смолчал. А Жапар, уловив, видимо, настроение Маматая, продолжал:
— Я по обмену опытом бывал и в Москве, и в Иванове. Должен сказать — там чувствуется организованность, активность. — Жапар передохнул. Судя по всему, этот разговор давался ему нелегко. — Конечно, и там есть свои пьяницы и лоботрясы. Но нет никаких предрассудков. А они всего страшней. Ведь какой рывок сделали — через несколько веков перепрыгнули. А сознание быстро не перестроишь. Вон какие гиганты встали, а сознание у многих еще патриархальное. Работать надо нам с тобой и работать — осенью прилив молодежи, а весной — отлив. Когда-то мы к кишлакам машины посылали: многие девушки не хотели жить в общежитии, а другим родители не разрешали. Дорого нам все это обходилось, а что поделаешь! Кто должен вести эту борьбу за сознательного человека?
