* * *
— Маматай! — услышал он вдруг женский голос, который не сразу узнал. И лишь когда в темноте стали вырисовываться очертания приземистой, расплывшейся фигуры, Маматай понял, что это Шайыр.
Подойдя к нему почти вплотную, Шайыр звонко рассмеялась.
— А я и не знала, что ты прекрасно поешь и играешь на комузе[7], — ласково дотронулась она до руки Маматая, зазывно растягивая слова. — Представь себе, пока я слушала тебя, забыла обо всем-всем…
— Нет, я не певец. Так, найдет иногда, — оправдывался он, но похвала была ему приятна.
— Перестань прибедняться, Маматай. Сегодня никто не пел лучше тебя. Зашел бы, а?.. И комуз с собой прихвати, хотя бы для песен зайди… — добавила она с легким упреком.
Они остановились под уличным фонарем. Маматай смущенно посмотрел на нее. С того памятного дня они виделись лишь мельком, на бегу, на комбинате. Маматай, поздоровавшись, тут же отводил глаза, а Шайыр тоже не делала никаких попыток напомнить о себе.
Шайыр приоделась и накрасилась. В неоновом свете уличного, фонаря она показалась Маматаю даже загадочной и красивой. Ее грудной смех, нежный, зовущий запах каких-то хороших духов вызывали у Маматая смутное, далекое, но все же приятное чувство.
Шайыр без умолку нарочито покровительственно болтала:
— Сижу в зале, волнуюсь, как дурочка, за него, думаю, хотя бы один раз взглянул в мою сторону, а он… А он, конечно, совсем забыл обо мне…
Маматай рассмеялся и мягко сказал:
— Ну как я мог кого-то увидеть со сцены?..
— Да, но ты ведь различал тех девушек, что выступали рядом с тобой, — нарочито ревнивым, капризным голосом проговорила Шайыр.
— Господи, мы же исполняли номер!
— Да, конечно, они после концерта, получив свои цветы, разбежались и бросили тебя… Ах ты мой бедный…
Шайыр, заглядывая Маматаю в глаза, теплой, мягкой ладонью ласково провела по щеке, сильная и властная тяга охватила его, и он, забыв обо всем на свете, сжал ее в объятиях.
Шайыр жила одна в небольшой квартире, состоящей из комнаты и крохотной кухни. Но, к удивлению Маматая, дверь им открыла молоденькая девушка лет пятнадцати-шестнадцати, тоненькая и изящная, с множеством блестящих косичек-змеек на голове. Ее звали Зейне. Шайыр тут же объяснила, что Зейне приехала из деревни, чтобы поступить на комбинат, ну вот она и взяла ее к себе пожить.
Пока Шайыр говорила, Маматай огляделся: у окна накрыт стол, правда, небогато, но явно заранее, и он подумал, что, наверное, Шайыр рассчитывала, что приведет его к себе, а может, ждала и кого-то другого. Впрочем, какое его дело, снисходительно решил он.
