Нет, никогда не забудет Маматай эти слова. Многое разбудили они в его оцепеневшей от непонимания душе, и он сразу же после летучки подошел к Кукареву и прямо сказал ему, что не видит смысла в своей работе, и от этого гнетет его тоска, и хочется ему получить в руки какое-нибудь техническое дело, хочется к машине, к станку.
Кукарев молчал, казалось занятый своими мыслями. Однако, когда Маматай окончил свою несколько сбивчивую речь, без лишних слов предложил ему перейти учеником поммастера. Маматай даже растерялся от этого. А Кукарев кивнул головой и, взяв в руки свою трость, встал, направился в ткацкий цех.
Они шли молча. Внутренне напрягшийся Маматай с каким-то недоверием, неуверенно следовал за прихрамывающим Кукаревым, всем своим видом выражая: «Что-то сейчас будет…»
Увидев Алтынбека Саякова, Кукарев обратился к нему:
— Хорошо, что ты здесь. Вот привел Маматая Каипова… Пусть учеником поммастера и начинает. Не возражаешь?
Небольшие острые глазки Алтынбека, казалось, готовы были просверлить насквозь Маматая.
— Что же это ты, Маматай, порхаешь как птица? — жестко сказал он. — То туда, то сюда. Оказывается, ты и из профучилища ушел. А знаешь ли, кем ты был бы сейчас? — И он назидательно поднял палец вверх: — По крайней мере, слесарем или электриком. Поздновато ты спохватился о своей профессии.
Маматай никак не ожидал такого приема и подавленно застыл, не отнимая глаз от пола.
— Вот уж правду говорит киргизская пословица: «Собака, которую тянешь в поле на веревке, не станет гончей», — с еще большей издевкой продолжал Алтынбек. — Маматай, может быть, ты подумаешь да и уйдешь отсюда, пока не поздно, а?
Маматай даже вздрогнул от такой обиды. «Вот и уйду!» — чуть было не вырвалось у него, но Кукарев опередил его:
— Алтынбек, по-моему, ты что-то не то говоришь. Давай по существу дела. Он честно, относится к работе — я за ним наблюдал. Ничего плохого в том нет, что парень ищет свое место в жизни. Давай прикрепим его к какому-нибудь опытному…
До самого конца смены не мог избавиться Маматай от тяжелого чувства, оставшегося после разговора с Алтынбеком. Поговорка о гончей беспрестанно всплывала в его мозгу. Как посмел он так сказать?.. И Маматаю было горько, что поверил в него незнакомый Кукарев, а земляк… Да что там говорить, и так все ясно…
Был поздний вечер. Стрелки больших часов, висевших у проходной, показывали ровно одиннадцать. Идти в столовую ему не хотелось, и Маматай, подняв воротник пиджака и засунув руки в карманы, направился в общежитие.
