– Мы упоминали об определенной двусмысленности в этимологии философии – любовь или дружба. Этим неявно ставится проблема различия любви и дружбы. Но в чем, в конечном счете, это различие? Достаточно ли искать его в желании и сексуальности?
– В дружбе, возможно, есть немного желания. В общем-то, мы ничего об этом не знаем. Но важно то, что в любви желание должно быть объявлено, оно должно раскрыться. Присутствие тела, приношение тела, его показ свидетельствуют о характере любви, ее тотальности. Если говорить словами Лакана, в любви речь идет о бытии другого, а не о той или иной черте, том или ином частичном объекте. С этой точки зрения, сексуальность – это отдельная функция в любви. Она имеет значение доказательства полного выявления себя, полной отдачи. Она свидетельствует о том, что в бытии-вдвоем нет никакого укромного уголка, никаких скрытых моментов. Тело – это поверхность показа любви. И потому нагота имеет принципиальное значение. Она свидетельствует о том, что не осталось ничего припасенного для одного себя. Все знают, что желание существует не только в любовной форме, но оно должно быть – как доказательство – схвачено дисциплиной любви. Дружба же соглашается с тем, что определенные вещи остаются за кадром, то есть чем-то личным. И в этом ее очарование. Дружба может быть очень сильной, и при этом она может выбирать свои границы, свои условности. Кроме того, в дружбе можно играть с вещами, внешний характер которых принимается. Так, можно спокойно обсуждать, что случилось с одним или с другим, с режимом доверия или поддержки. Друг – это тот, кому говорят о своих любовных историях, именно потому, что, когда говоришь ему об этом, в него самого не влюблен.
– Но ведь дружба тоже начинается с встречи, со случайности? Разве нет события дружбы?
– По-моему, нет. Конечно, встреча происходит. Но она не работает в качестве начала дружбы. Дружба – феномен одновременно более глобальный и более размытый, чем любовь, а также более социализированный. И в его случае нельзя прийти к радикальному разрыву. Значительное число составляющих дружбы присущи также и любви. Но обратное неверно: почти все от дружбы есть в любви, но любовь далеко не целиком погружается в дружбу. Именно благодаря этой конститутивной асимметрии дружба отделяется от любви. Дружба, поскольку она включает частные зоны, – это, в некотором смысле, осторожное отношение, то есть не в том смысле, что оно предполагает расчет, а в том, что мы инстинктивно знаем, о каких вещах можно спокойно говорить, а о каких – вообще не стоит. Эта организация и эта осторожность определяют то, что дружба может связывать весьма разных людей. И это меня всегда поражает: нашими друзьями могут быть люди, совершенно отличные от нас самих. Вы не смогли бы жить вместе с ними и любить их в смысле именно любви. Эти различия в позициях, вкусах, политических концепциях, в ритме повседневной жизни, в конечном счете, стали бы препятствием для непрерывного конструирования сцены Двоицы, но они не запрещают дружеских отношений, которые носят прерывистый характер.
