— Ты соблюдаешь правила. Приходишь домой не позже девяти часов вечера, выполняешь обязанности и избавляешься от своих троек. Тогда можешь и дальше жить с нами. А если нет, живи полностью самостоятельно.
Нэлла, оторопев, уставилась на меня. Это она всегда угрожала нам с Денисом тем, что уйдет. Манипулировала. Доводила до отчаяния. Пугала, что возьмет и не вернется домой в один прекрасный день, если «родаки» будут сильно ее доставать. Теперь ситуация приняла неожиданный для нее оборот.
— И где я буду жить? Ты мне снимешь квартиру?
— Снимешь себе все, что захочешь, сама. Мы с папой не собираемся давать тебе денег. И еще — первое время мы не сможем с тобой общаться.
В глазах Нэллы впервые промелькнуло что-то похожее на испуг — я заметила это, прежде чем дочь успела надеть очередную подростковую маску. Она умела быстро взять себя в руки.
— Жестоко, — ребенок наигранно улыбнулся, — а общаться-то почему нельзя?
— Для нас с папой это слишком тяжело, — я сохраняла спокойствие из последних сил, — мы измучились и устали. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на вечную войну с собственным ребенком.
— А ты не хочешь узнать, почему я не пришла домой? Что случилось? — сделала она последнюю попытку развернуть ситуацию в свою пользу.
Я не хотела. Смертельно устала за последнее время от наглого вранья и бессмысленных разговоров. От своих долгих, с примерами из жизни, объяснений, почему опасно передвигаться одной по городу поздно вечером. От педагогических бесед на тему «надо учиться». От душеспасительных разговоров о вреде сигарет и алкоголя. Нэлла продолжала гнуть свою линию и задвигать родителей с их нотациями за линию горизонта. Могла явиться домой с запахом табачного дыма в волосах. Могла непростительно опоздать к назначенному времени. Могла даже исчезнуть посреди ночи из дома, несмотря на строжайший запрет: дожидалась, пока мы уснем, и потихоньку выбиралась на улицу по зову соседских мальчишек. Таких же безбашенных подростков, как и она сама. Все это, вкупе с неминуемыми скандалами и ночными разборками, не мешало ребенку с прежней детской радостью делиться со мной историями из своей жизни. Это окончательно выбивало из колеи — я сходила с ума от раздвоения личности Нэллы: несмышленый добрый ребенок то и дело превращался в изощренного злобного переростка, который только и делал, что причинял близким людям сильную боль.
Подросток — это тот, кто еще в пути. Он действительно ощущает себя то ребенком, то взрослым. И сам порой сходит с ума от этого временного раздвоения личности. Не стоит делать скороспелых выводов о том, что воспитательные усилия родителей ни к чему не привели. Пубертат — это не конец, а начало. Большой взрыв. Он поднимает на поверхность трудности прошлого, но при этом ведет к взрослению.
