Значит, он чего-то не понимал, значит, инструменты, которыми он пользовался, были слишком грубыми, неточными, а то и вовсе не годились: ни один из них так и не показал ему, что же там у нее внутри, в самой глубине… Теперь ему придется все переосмыслить и измерить заново.
Фрэнк всегда знал, что говорить он не мастак, но его лицемерие было непростительным. Он-то думал, что тайна есть только у него, причем тайна настолько серьезная и важная, что ни о чем другом он не мог и думать. А оказывается…
Мысленно Фрэнк вернулся к тому моменту, когда у больничной койки Мэгги он вплотную подошел к признанию. Он был почти готов открыть ей, что́ он совершил, как подвел свою семью. Его лежащая на простыне рука дрожала, а взгляд, устремленный на закрытые глаза Мэгги, видневшиеся над кислородной маской, тщетно искал хоть какой-нибудь знак, что она слышит и понимает то, что он собирался сказать.
Мэгги?..
Осталось 6 дней…
Так на чем мы остановились, Фрэнк? Ах да, на моей исповеди. Думаю, ты согласишься, что это звучит несколько по-католически, но я просто не смогла подобрать другого слова, хотя, как ты знаешь, религией я никогда не интересовалась. Именно это в свое время и привлекло меня к тебе: ты не нуждался в высших силах, а верил только в факты и теории, в причины и следствия. Для меня это стало той опорой, которую я мечтала ощутить под ногами. Наконец-то стабильность! Для женщины это значит очень много, Фрэнк. На этой основе уже можно строить брак, семью, судьбу… Так, во всяком случае, я думала. И тем не менее мне всегда очень нравилась сама идея исповеди, когда лысеющий добрый священник за решеткой исповедальни готов с помощью нескольких заклинаний избавить тебя от всех грехов. Главное, не забыть опустить несколько монет в церковную кружку, и тогда все будет в полном ажуре. Но теперь я понимаю, что в жизни все намного сложнее.
К несчастью, Фрэнк, я – патологическая лгунья.
Даже написать это слово мне было трудно, но жить с этим еще труднее. Лгунья… Впрочем, ты, быть может, об этом уже догадался. Догадался ведь, да?.. Я очень на это надеюсь, потому что в этом случае мои откровения не станут для тебя чересчур сильным потрясением. С другой стороны, мне хотелось бы думать, что ты пребывал в счастливом неведении, потому что иначе мои хитрости были напрасны. Впрочем, в обоих случаях ты будешь разочарован, мне меньше всего хотелось бы, чтобы ты, именно ты, во мне разочаровался.
Нет, я не горжусь тем, как я поступала с тобой, но повод для гордости у меня все же есть. Я очень горжусь нашими отношениями, хотя в какой-то степени их прочность зиждется на лжи. На моей лжи. Наш брак можно сравнить с велосипедной цепью, которая годами движется по кругу – равномерно, предсказуемо, без срывов и заеданий, но все же с годами шарниры ржавеют и изнашиваются, поэтому немного лжи все же может принести пользу. Она как бы смазывает весь механизм, который продолжает работать без задержек.
