Игра в молчанку | страница 123
– Уходите, Фрэнк!.. – В ее голосе впервые за все время проре́зались нетерпеливые нотки. – Я серьезно. Пожалуйста, не надо создавать нам дополнительные трудности.
Должно быть, сейчас я действительно выглядел как лунатик, который несет всякую чушь и отвлекает серьезных людей от важного дела, но я не хотел сдаваться так скоро.
– Я должен объяснить ей, почему я перестал с ней…
– Прошу вас, Фрэнк, идите. Вы сможете сказать ей все потом, когда она будет лучше себя чувствовать. А сейчас поцелуйте ее и идите – вы скоро увидитесь.
Врачи стояли вокруг кровати Мэгги так тесно, что между ними не было никакого просвета: я видел только спины, спины, спины, обтянутые белыми халатами. Может быть, крикнуть Мэгги то, что я хотел сказать, прямо сейчас, при всех? Увы, я мог сколько угодно тешить себя иллюзиями, но в глубине души я знал, что на это мне просто не хватит духа.
Тем временем одна из сестер вышла зачем-то в коридор, и я, втиснувшись на ее место у изголовья кровати, опустился на корточки, так что моя голова оказалась почти на одном уровне с головой Мэгги. Мои колени громко щелкнули, и этот звук привлек внимание врачебной братии. Сначала доктор Сингх, а затем и его коллеги повернулись ко мне – кто-то недовольно, кто-то с недоумением. К счастью, мне достало мужества, чтобы, не обращая внимания на устремленные на меня взгляды, прижаться губами к щеке Мэгги.
– Я люблю тебя, Мегс!..
Его молчание
1
Эсэмэска от Фрэнка заставила Эди действовать. Он ничего не сообщал прямо, но инстинктивно она сразу поняла, что натворила Мэгги. Эди знала ее очень давно, дольше, чем сам Фрэнк, и со страхом ожидала чего-то подобного. Несколько раз она пыталась поговорить с Мэгги, вызвать на откровенность ее или обоих, но это оказалось непосильной задачей. Занавески были плотно задернуты, двери – заперты, и на звонок никто не открывал. Угрюмо молчащий дом Мэгги и Фрэнка словно сошел со страниц школьного учебника истории, где рассказывалось о карантинных зонах, призванных сдержать эпидемию холеры, разразившуюся в Лондоне в 1800-х. Вот только болезнь Мэгги была пострашнее любой холеры или чумы. Нет ничего хуже, чем отчаяние матери, которая тщетно пытается докричаться до своего единственного ребенка.
В регистратуре больницы Эди назвалась сестрой миссис Хоббс. Ложь, конечно, но вполне невинная – если, конечно, невинная ложь действительно существует. Никаких подозрений ее слова, однако, не вызвали. Дежурная сестра направила ее в отделение интенсивной терапии, но номер палаты не сказала, очевидно полагая, что посетительница знает его от других членов семьи. В коридоре, однако, Эди сразу увидела мужчину, который сидел, обхватив руками низко склоненную голову, и ее сразу же с неодолимой силой потянуло к нему – так мотылька притягивает гибельное пламя свечи.