Я на минутку присела на стул в углу операционной – ноги гудели, перед глазами рассыпались черные мушки. Глаза закрыла только на мгновенье и последнее что помню – тепло ладони Энтони, и я моментально провалилась в сон. Так всегда после сложного рабочего дня.
Пробуждение не порадовало.
Во-первых, меня разбудил не Сэд, а голодный желудок. И не то, чтобы он громко урчал, он переваривал меня за неимением иной пищи.
Во-вторых, с тумбочки незнакомой комнаты на меня взирала Мора.
В-третьих, собственно, незнакомая комната не предвещала ничего хорошего.
– Где я? – обратилась к богине, принимая сидячее положение. Голова обиженно налилась болью, и я плюхнулась обратно на подушки. Мягкие, но, да – чужие. Постельное белье в васильково-золотых тонах со сдержанными вензелями не давало никакого намека на хозяина.
Переспала. Нет бы разбудил кто! Совсем перевелись добрые люди.
– Я тебе не справочник, – ответила Мора, расхаживая по тумбочке птичьими лапками. – Мы посовещались, и я решила, что с меня хватит.
– Ты прости, но я сейчас плохо соображаю, – потерла виски, но избавиться от жгучей боли это не помогло.
– Мы расстаемся, – решительно объявила богиня.
Я даже виски оставила в покое и глаза открыла, хоть яркий солнечный свет и пытался сжечь мою роговицу.
– Это с чего вдруг?
– Я, по-твоему, совсем что ли сволочь? – обиженно спросила богиня. – То, что ты сделала три дня назад было…
– Всего лишь моя рабо… три дня назад? – мои брови поползли вверх.
Кто о чем думает, а доктор о земном: куда я, прости господи, все это время писала?
Запустила руку под одеяло и вздохнула с облегчением – сухо.
– Но не надейся, я буду наведываться время от времени!
– Хотела бы сказать, что буду скучать, но это вряд ли, – я усмехнулась, понимая, что все-таки буду скучать. – Мора, спасибо.
Богиня глянула на меня птичьими головами и, кивнув, растворилась в воздухе. Это что значит, неудачам конец? Очень и очень странно, но, честно говоря, у меня пока своих проблем хватает, чтобы разбираться в душевных метаниях моей крылатой головной боли на куриных лапках.
Попробовала сесть – тело болезненно протестовало. Голова гудела, в глазах троилось, в ушах стоял звон похлеще колокольного… А, нет, звон настоящий. В комнату вошли молодые девушки с железным горшком, тазом и кувшинами. Смутно начинаю догадываться, почему постель сухая, а я вкусно пахну фиалками, а не трехдневной собой.
– О, леди Ортингтон, вы очнулись?!
Полагаю, падать на подушки и притворяться спящей поздно.
