— Узнай, что у нее за история, — шепчет он мне в ухо, — покажи ей свое удостоверение.
Я улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. Женщина замечает мой фотоаппарат и кивает.
— «За» или «против»? — спрашивает она.
— «За», — отвечаю я, показывая ей мое журналистское удостоверение.
Ее глаза наполняются слезами.
— Здравоохранению нужна наша помощь, — говорит она. — Моя дочь покончила с собой после того, как ее выкинули из психиатрического отделения, несмотря на наши мольбы оставить ее в больнице. Нам сказали, что им нужно освободить койко-место. Мы говорили, что для нее небезопасно уходить из больницы.
— Сожалею, — говорю я, однако в моем голосе не слышится особой убежденности.
Она сжимает палку, на которой закреплен плакат, у нее дрожит нижняя губа.
— Она действительно была больна. Галлюцинации и все такое. Слышала голоса за стеной, телевизор. Мы не знали что делать. Куда обратиться за помощью. У нас не было денег на частную клинику, мы могли позволить себе только государственную.
«Делай что-нибудь, — требует Раннер. — Помоги ей».
— Можно? — спрашиваю я, взмахивая фотоаппаратом. — Это пойдет на пользу вашему делу.
Она соглашается. Гнев и скорбь отражаются в каждой черточке ее лица. Ее худые плечи поникли под тяжестью утраты. Подняв фотоаппарат, я на мгновение замираю, слегка колеблюсь перед щелчком, размышляя о том, что мое вмешательство может усугубить ее переживания. Неожиданно она поднимает свой плакат. В ней чувствуется прилив сил. В печальных глазах появляется решимость. Я едва не лопаюсь от гордости и восхищения. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.
«Отличный снимок», — говорю я себе.
— Спасибо, — благодарю я и двигаюсь дальше.
Несчастная мать поднимает голову, гордость и стойкость вынуждают ее сдерживать слезы.
— Навести порядок! Навести порядок! Навести порядок! — скандирует толпа.
«Навести порядок! Навести порядок! Навести порядок!» — повторяют Паскуды, выступая с собственным протестом внутри Тела.
«Здорово! — кричит Раннер, потрясая кулаком. — За дело!»
— Все получилось? — спрашивает Джек. Его собственный фотоаппарат нацелен на группу митингующих медсестер.
— Да.
Адреналин заливает все мое тело, я испытываю нечто похожее на то, когда я спасалась от гнева отца или избегала его коварных кулаков. Грудь распирает всесилие, смешанное с облегчением. Теперь мой фотоаппарат — мощное оружие.
Я наполняю легкие воздухом и устремляюсь вперед, напоследок оглядываясь на скорбящую мать. Рев толпы оглушающий.
