Она предпринимает попытку прикоснуться к левой ноге под коленкой. Изящно изгибается. Это момент, когда сознание и тело действуют синхронно. Тело ведет счет и помнит о причиненном ранее вреде.
— Нам надо найти альтернативные способы самоуспокоения, — говорю я, — чтобы изгонять гнев. А не впускать.
Ее ступни начинают подрагивать. Она смотрит вниз и говорит нерешительно:
— Конечно, как скажете. Только объясните, что надо делать.
Я мысленно задерживаюсь на ее словах. Она отдает мне власть. Мой контрперенос указывает на то, что она слишком легко отдает власть и контроль. Интересно, думаю я, это касается исключительно мужчин? Или и женщин тоже? Может, ее различные идентичности имеют разные взгляды на власть? Я ежусь от резкого осознания того, что Алекса способна трансформироваться, переключаться и менять облик, превращаясь в человека, совершенно отличного от того, кем я считаю ее. И я задаюсь вопросом, у какой из личностей сейчас находится контроль.
Она выпрямляется и проводит ладонями по обтянутым джинсами бедрам.
— Мне следовало бы остановить Эллу, когда она украла куртку, — говорит она.
Я обращаю внимание на резкую смену темы. На переключение на другие события. Алекса сейчас возвращается к первой части сеанса.
— Тирания «следовало бы» и «должна», — говорю я.
— В каком смысле?
— Пользы от деспотичных выволочек самой себе нет. Гораздо более эффективно — поразмышлять над решением, которое ты приняла в тот момент. Тогда у нас больше вероятности извлечь из него урок.
— Ясно. Ну, в следующий раз я вмешаюсь. Сейчас я поступила неправильно. Я была беспечной.
— Ты хочешь наказать саму себя? — говорю я.
— Вероятно.
Молчание.
— Вполне возможно, что часть тебя верит в то, что ты заслуживаешь наказания, — говорю я. — Ты слышишь голос, который велит причинить вред самой себе? Порезать ноги?
Она опять смотрит на картину маслом и кивает. В уголках ее глаз блестят слезы.
— Полагаю, есть и другой голос, который уговаривает тебя не делать этого, — говорю я, — он полная противоположность.
Глядя на картину, она прищуривается.
— У меня есть еще один голос, он хочет, чтобы я убила себя. Следует ли мне прислушиваться и к нему? — осведомляется она, переводя на меня холодный взгляд.
— Важно слушать все твои голоса, — отвечаю я. — Это не означает, что ты должна действовать так, как они говорят. Но если ты будешь отмахиваться от них, они станут громче.
Я вижу по ее шее, что она сглатывает.
— Когда будешь готова, — осторожно говорю я, — попробуй познакомить меня со всеми, кто внутри.
