— Опять это слово, — говорю я, — «безумие».
Она опускает глаза долу.
Одну стопу поворачивает внутрь.
— В Арчуэе, — говорит она, — есть мост. Он недалеко от моего дома.
Я киваю. Я знаю этот Мост прыгунов. И знаю, что поздними вечерами там совершается множество самоубийств.
— Я иногда хожу туда, — говорит она, — когда мне грустно. Смотрю на движение внизу.
— И думаешь о том, чтобы спрыгнуть?
— Иногда…
Она замолкает, не договорив.
Я жду.
— Я пытаюсь представить, что думала моя мама, прежде чем бросилась под поезд.
Я киваю.
Она залезает в свою сумку, достает «Зиппо» и пачку «Лаки страйк». Озадаченно глядит на них.
— Вообще-то здесь не курят.
Она мрачно смотрит на меня и убирает пачку обратно в сумку.
— Что ты представляешь? — спрашиваю я.
— Как ей было страшно и одиноко, наверное. С каким удовольствием я перерезала бы глотку своему отцу.
Я снимаю ногу с ноги и ставлю обе ступни на пол.
— Это твоя ярость, — говорю я. — Судя по анкетам, в твоей семье были случаи насилия. Твой отец все контролировал и был непредсказуем. Тиран, одним словом.
Она кивает.
— Это так. По отношению к нам обеим, — говорит она, — ко мне и моей матери, а потом — к Анне.
Ее глаза увлажняются, она отводит взгляд.
— Ты можешь чуть больше рассказать о своей матери? — спрашиваю я.
— Я злюсь на нее за то, что она убила себя и оставила меня с ним. С его жестокостью. Часть меня думает, что в этом моя вина.
— Ты была ребенком, — мягко говорю я. — Такое было не в твоей власти.
— Власти? Фу! — Она закатывает глаза. — Ни у кого из нас не было власти. Только у него. Вся власть была у него.
— Иногда, когда мы чувствуем бессилие, мы направляем боль на себя, — говорю я. — Вера в то, что ты виновата, отбивает у тебя желание посмотреть в глаза правде о страданиях твоей матери. О том, в каком отчаянии она жила.
Она берет бумажную салфетку и осторожно вытирает под глазами.
Пауза.
— Иногда я причиняю себе боль, — говорит она.
Я подаюсь вперед.
Она откидывается на спинку.
— Я режу себя. Это помогает.
— Как часто? — спрашиваю я.
Она пожимает плечами, тянется к стакану с водой. Делает глоток.
Я наблюдаю, как она ставит стакан на место, и мысленно помечаю себе, что доверие появляется. На нашем первом сеансе она не смогла пересилить себя и попросить воды. Была слишком смущена. А может, сегодня здесь кто-то другой?
Она откашливается.
— Как часто? — повторяю я.
— Когда слишком много… ну, вы понимаете… наваливается.
— В каком месте?
— Задняя часть ног. Бедра.
