И на их факультете, совсем уж не нуждающемся в наборах — и так великое множество! — всё равно продолжали тянуть этого же официанта, имя которого девушка с трудом вытащила из закромов собственной памяти.
— Шанук, — прошептала она, обращаясь к Сагрону. — Его фамилия — Шанук.
На небольшой золотой карточке, прицепленной на грудь, красовалось имя — фамилии не было. Вероятно, официантам позволялось скрывать личность, а эти серебристые плохочитаемые буквы были то ли его настоящим именованием, то ли и вовсе чем-то выдуманным — самым наглым образом сворованным у кого-то, может быть, даже у собственной фантазии.
Дэрри вытянул ноги, вальяжно откинулся на спинку своего стула, сложил руки на груди и умиротворённо посмотрел на парня, подбежавшего к ним.
— Итак, — протянул он, — официант Шанук.
— Простите, но откуда…
— Я знаю всё! — важно сообщил ему Сагрон. — И ничто не может от меня скрыться. В конце концов, обычно я изучаю досье каждого сотрудника, который будет мне прислуживать, но сегодня, вижу, вы кого-то подменяете. Тут должен был находиться культурный юноша с двумя образованиями в свои неполные двадцать лет.
Шанук, очевидно, планировал было возразить, сказать, что у них не работает никто с двумя образованиями в неполные двадцать или даже в полные тридцать, но предпочёл промолчать, почувствовав опасность, грозившую ему со стороны дирекции. Вместо этого он вытянулся, словно струна, и воззрился на Сагрона со столь подобострастным выражением лица, что хотелось прямо-таки немедленно рассмеяться.
Котэсса закусила губу, заставляя себя сдерживаться. Теперь в Шануке ей всё казалось комичным — и его золотая карточка, и зачесанные назад, словно у петуха гребень, красные волосы — выкрашенные каким-то очередным искусственным красителем или, может быть, даже самым обыкновенным луком, белые штаны да белая рубашка официанта, сидевшие на нём не слишком-то хорошо. Он сам был худым, пронырливым, казалось, способным пробраться куда угодно и зачем угодно — просто ради развлечения, доступного отменному взломщику.
Но талантами взлома Окор — так его именовала золотистая карточка, — не обладал, иначе сейчас не тратил бы время на такие глупости, как подачу еды, а старательно обворовывал бы всех, до кого смог бы дотянуть шаловливые вредные руки.
— Ну что ж, — протянул Сагрон, улыбаясь так довольно, словно он был котом, своровавшим громадный кусок мяса, — это всё довольно мило, но я не хочу, чтобы мою еду подавал кто-нибудь необразованный. Признаться, я уверен в том, что еда влияет на ауру самым прямым образом. В таком случае, если я желаю, чтобы вокруг меня витали знания, я не должен позволять никому глупому находиться рядом. А вы, однако, кажетесь мне самым настоящим идиотом.
