Улыбка тоже получилась совсем уж блаженной. Котэсса закашлялась — и на сей раз горло буквально расцарапывало на мелкие кусочки, раздирало, и боль была практически невыносимая.
— Ты больна? — в голосе у Дэрри чувствовалась забота, но Котэсса отрицательно замотала головой. Советы Элеанор превратились в пустой звон бессмысленных слов — она чувствовала, что не должна признавать собственную слабость или даже то, что по вине Сагрона нынче оказалась в столь бедственном положении.
— Господин доцент, оставьте меня в покое, — прошептала она. — У вас что-то с губой? — девушка протянула руку, но вместо того, чтобы коснуться его щеки, промахнулась и даже ткнула в глаз.
Что-то рухнуло. Бумаги разлетелись сотнями листочков вокруг. Возмущённое шипение, впрочем, явственно показало, что виновницей всего бардака была именно доцент Ойтко.
— Что это вы делаете?! — возмутилась она. — Единственная порядочная студентка, единственная, посмевшая вам отказать, и вы решили, что в полном праве касаться её, что вам дозволено всё, даже пытаться одолеть девицу силой?!
Сагрон закатил глаза. Он усадил Котэссу на стул — та всё ещё не понимала, что происходило вокруг, — и повернулся к женщине.
— Госпожа доцент, — сухо проронил он, невольно повторяя фразу Арко. — Вы не видите, что заставляете больную девушку выполнять эту глупую монотонную работу? Котэсса едва ли не потеряла сознание, у неё — температура.
— И потому она оказалась у вас в руках?
— Она упала, я — быстро отреагировал, — пожав плечами, уверенно ответил Сагрон. — Пожалуй, мне следует проводить её, скажем, к целителям или в больницу. Опасаюсь, Котэсса сама не дойдёт. Вас устроит подобная отлучка на сегодня?
Ойтко кивнула. В её глазах практически отразился какой-то оттенок сочувствия, но оно тут же пропало, будто бы и не было ничего, когда она перевела взгляд с Котэссы на Сагрона.
Наверное, ненависть представительниц женского пола кафедры Боевой Магии и Проклятий была слишком сильна по отношению к каждому мужчине, что немного злоупотреблял собственным положением. И хотя Сагрон, по правде, никогда ни на чём не настаивал и не раздаривал оценки своим любовницам, более того, редко подбирал их из своих студенток, а нынче ни на что подобное и вовсе был не способен, как сам бывший ученик кафедры, запомнившийся дамам не лучшим образом, почему-то регулярно сталкивался с подобным проявлением раздражения, злобы или даже некой озлобленности. Почему? Ответить вряд ли кто-то мог, он сам — уж точно нет, хотя искренне пытался разгадать сию загадку. Увы, но разобраться в женской логике зачастую не способна даже сама женщина.
