Она ласково улыбнулась Кэмью, и тот, успокоившись, вздохнул. Разумеется, против дочери самого проректора он не стал бы выступать, особенно если ручалась она не за абы кого, а за свою родную мать.
— Ну что ж, — протянул наконец-то Куоки, — в таком случае, мы вынуждены уже разойтись. Но если кто-то желает мне помочь… Я был бы очень рад…
Все преподаватели моментально куда-то заспешили, даже те, у кого на самом деле не было никаких планов на сегодняшний день. Сагрон и сам встал, банально вскочил, сказал, что ему срочно надо отправиться к своим студентам, разобраться с магистрами, определиться с темами для дипломных работ.
Кто-то даже заявил, что у него болеет ребёнок, поэтому немедленно нужно явиться домой. Сагрон не сомневался — у этого человека не то что детей, даже супруги не было, равно как и планов пока что её заводить, но профессор Куоки был сам по себе достаточно страшен, так что, кто угодно согласился бы и жениться, и стать отцом огромного семейства, лишь бы только не трудиться над его инновационными часами.
А что ж будет, когда он вздумает заняться какими-то ещё разработками, как это, к примеру, сделал заведующий, уже покойный, из соседней кафедры? Он, помнится, едва ли не взорвал лабораторию, натворил беды, но его вовремя угомонили. А потом — старичок пошёл на спад, оказался в руках целителей, но сколько б они не бились над его выздоровлением, ровным счётом ничего не получилось. Похоронили совсем-совсем недавно — воспоминания ещё были свежи.
Разумеется, Куоки никто такого не желал. Все надеялись на то, что он просто смирно отправится на пенсию через несколько лет и перестанет своим бредом сумасшедшего донимать студентов.
Сагрон, впрочем, был уверен, что Толин будет здравствовать до той поры, пока он ещё кому-то нужен. Стоит только ему покинуть университет, стоит забыть о своих разработках и перестать мечтать о том, чтобы их наконец-то ввели в широкое использование, как о таком человеке, как профессор Куоки, можно будет сказать лишь "хорошо жил, да помер".
Он в последний раз покосился на лист с бакалаврами. Оставлять на растерзание пожилому заведующему Котэссу было как-то жалко, но в тот же миг, он отлично знал, что не существовало достойного аргумента для их начальства. Обычно Толин так хватался за студентов, которых едва знал, что легче было отдать ему всё на свете, написать за них бакалаврскую и навеки позабыть, предварительно одарив столичным домом, чем потом отбиться от мечтающего взымать долги Куоки.
