Десять черноризцев оказывали Сане посильную помощь: сортировали дерево и таскали в сарай готовые чурки.
К кольщику подошёл монах. Вообще, кто такой монах? Палка-палка-огуречик, два глаза, нос, борода, ряса. Описывать бессмысленно, ведь все монахи похожи как тризнецы. Но данного инока описать всё же стоит.
— Истинно! — раздался глас. То ли с небес, то ли из-под земли.
Монах был упитан. На полголовы ниже Сани. Бороды не было. Вернее, слабая щетина пробивалась, но бороды как таковой, не было. Вероятно, она просто плохо росла. Ну, что ещё? Тёмные растрёпанные волосы под каре, жирные щёчки, нос кнопкой. Маленький, аккуратный, резко очерченный рот. И глаза — голубые и круглые, как у сиамского кота.
— Брат Алекса-андр! — позвал он тихо тонким голоском.
Сидоркин воткнул топор в чурку, разогнул натруженную поясницу:
— Ну?
— Ты не шутил насчёт еды? Ты и сегодня есть не будешь? Я желаю занять очередь!
— Жрать хочешь? — ухмыльнулся карманник.
— Ага… — вздохнул собеседник.
— Тебя как зовут? — послушник внимательно, даже очень, присматривался к иноку.
— Братец Сергий.
— Это ты меня впускал на территорию, когда я стучал? — припомнил вор.
— Я… — в круглых глазах сидело ожидание.
— Ты когда снова дежуришь у ворот?
— Сегодня вечером и ночью. А что?
— Серёга, ты первый в очереди за баландой! — торжественно объявил карманник, очевидно сделав какие-то выводы.
— Спасибо… А зачем ты спросил про моё дежурство?
— Иди-ка сюда, — поманил его пальцем Сидоркин.
Послушник нагнулся к монашьему уху, но заметил, что никто не работает. Иноки чутко замерли, прислушиваясь. Вор обвёл братию грозным взором:
— Вас учили, что подслушивать нехорошо?
— Да брось, брат! — ответствовал монах, заросший до ушей бородой, тот самый, что заглядывал в келью, когда карманник мерил рясу. — В этих стенах нет секретов, ведь Господь всё видит.
— Я намедни слышал сие. И вот что отвечу! Видимо, у Господа работа такая — подслушивать и подглядывать, — отпарировал послушник. — Но какое, блин, отношение к его работе имеете вы? Я хочу сказать братцу Серёге глубоко личную вещь, которая касается тока меня!
— Да ладно, остынь, — бородач горько пожал плечами, но постарался развернуться с равнодушным видом, понёс дрова в чулан. Иные иноки тоже принялись за работу.
Из келейного барака показался настоятель, и попрыгал к дровосекам.
— Спасите наши души, мать их ети… — хмуро проворчал Саня. — Позже поговорим, лады? — риторически спросил у Сергия, и вновь взялся за топор.
