Первые лучи утреннего солнца пробились сквозь серое окно комнатки. Пробежались по разбросанным по полу вещам. Отразившись от стены, скользнули по большой кровати с резными ножками. На ней, уткнувшись носом в подушку и раскинув руки, беззаботно спал Сидоркин. Солнечный луч упал на нос воришки, пощекотал за ухом. Побежал дальше и, споткнувшись о голую Санину пятку, бессовестно выглядывавшую из-под смятой простыни, остановился, разливая свет по дремавшей комнате.
В спальне нарисовался Порось, бросил на постель свёрток, дёрнул вора за ногу:
— Вставай, Санёк.
Сидоркин что-то промычал, подёргивая носом. Порось услышал то ли «гав», то ли «нах».
— Поднимайся. Утро, — вовсе не обиделся демон, продолжая трясти подопечного.
Саня всё же открыл глазки и резко сел на кроватке. Заспанный взор уткнулся на хвостатое существо в зелёных шортах. Головка гудела.
— А чё, тут бывает утро?.. — карманник поморщился, по кусочкам вспоминая вчерашний день.
— Тяжко, брат? На-ка вот, выходи из сумрака, — ухмыльнулся Пороська, подав бутылку «Пунша».
Ворик споро открыл бутылку зубами, сделал добрый глоток:
— А-а, как нектар по жопе! — пропел Саня, на полсекунды прикрыв глаза.
— Давай, опохмеляйся, сцы, одевайся. И поскорее. Времени мало, — нервно затоптался демон.
Сидоркин поставил «Пунш» на тумбочку, потянул свёрток. Из оберточной бумаги вывалилось какое-то тряпье. Карманник, кривясь, расправил драную кофту:
— Что это, чёрт возьми?!
— Свитер.
— Вижу, что не штаны! С какого бомжа вы это сняли? Нет, я, конечно, не… не герцог, но… какого хрена я должен это надевать?!
— Тебе надо выглядеть естественно. Настоятель должен поверить, что у тебя плохая житуха. И без Бога чертовски плохо! У тебя десять минут, — отчеканил демон, удаляясь. — Жду в тачке.
Ворик с отвращением оглядел рванье, валяющееся на кровати. Сплюнул сухой слюной. Натянул штаны и кофту. Рассмотрел своё отражение в зеркале, в старинной бронзовой рамке.
— Красавец, вашу мать! — проворчал Сидоркин, морща нос. Заплатки на коленях и на локтях, засаленные манжеты, а главное — удивительный по чистоте запах…
Сидоркин обулся в резиновые галоши. После сделал ещё один добрый глоток, и покинул спальню, пробубнив:
— Чувствую себя полным кретином…
* * *
В коридорах замка было пустынно и тихо. Сидоркин без труда нашёл дорогу к выходу, — к нему вела одна-единственная лестница с чердака, где вор и дрых. На мгновение карманник задержался перед великанами. Задрал голову и нахально спросил:
