И одновременно в нем было что-то знакомое. Нет, не так: я никогда не видела его, не могла вспомнить таких, как он, но откуда-то знала — люди с таким ровным голосом, с такой манерой речи очень, очень опасны! И я не хочу оказаться рядом с ним!
Мои руки сами собой поднялись на уровень ушей.
— Над головой, — ровно и мертвенно повторил охранник.
Я развернулась на пятках и бросилась бежать. Вот и получу те самые упражнения, на нехватку которых сетовал Василий Васильевич!
Земля под ногами была усеяна хвоей и скользила: рубчатые резиновые подошвы, наверное, забились и не особенно помогали. Но я все равно была уверена, что успею к забору первой. В пансионе для благоразумных девиц и потом, в Школе сыщиков, я всегда побеждала в забегах среди людей. Тем более, меня подгоняла паника — нет, взявшаяся непонятно откуда уверенность, что охранник убьет меня, и имени не спросит.
…Охранник нагнал меня на половине пути до пролома.
Я чувствовала, как трясется земля, слышала его шаги у меня за спиной — и не могла поверить! Чтобы такой тяжелый мужчина мчался так быстро!
Но поверить пришлось, когда он схватил меня сзади за плечо.
К счастью, я смогла вывернуться — одним из тех точных, быстрых движений, которым научил меня Прохор еще в детстве. Я развернулась на носке, отпрыгнула назад, чтобы встретить врага лицом к лицу, и выхватила из кармана нож, одновременно доставая его из ножен.
Нет, это был не боевой нож — я очиниваю им карандаши и иногда подравниваю кисти. Правда, он чуть больше обычного перочинного, и гораздо острее. Но все же не настолько велик и остер, чтобы привлечь чье-то внимание.
Сейчас я очень пожалела, что не попросила у Прохора пистолет тайком от шефа. Мурчалов не одобряет огнестрельного оружия и говорит, что почти всегда можно обойтись без него, но Прохор бы дал.
Теперь охранник был гораздо ближе, и я смогла его разглядеть. Он действительно был очень молод, наверное, моложе меня. Этот факт, а еще крайне короткая стрижка напомнили мне о мрачном мальчике Эльдаре Волкове. Но здесь сходство и кончалось: из этого парня, наверное, можно было вылепить двоих Эльдаров. Или двоих меня.
Он стоял, согнув колени, расставив руки. В одной руке блестел нож — побольше, чем у меня, и гораздо более хищного вида.
«Черт, — подумала я; крайне неприличное ругательство для благовоспитанной барышни, но менее богохульные, вроде наименований половых органов, стремительно меня покинули. — Он сильнее, быстрее, у него больше нож, да он еще и лучше тренирован! Безнадега!»
