* * *
По окончании экзаменационной сессии наш курс должен был ехать в Крым на летнюю практику. Это давняя традиция: студенты живописного факультета проводили летнюю практику в Алупке, на дачах, некогда подаренных Академии художником Иваном Куинджи. Предполагалось, что после северного Ленинграда нам необходимо освежить палитру под высоким южным небом.
Палитра моя осталась прежней, но жизнь изменилась радикально. На тропе, где и двум не разойтись, по которой уже две недели я каждое утро спускался к морю, встретил наконец девушку, в которую был влюблен целый год. Каждый день ждал встречи с ней.
Я узнал ее издали. Сердце замерло. Она поднималась навстречу легкой поступью, тоненькая, бронзовая, в открытом сарафане в бело-голубую крупную клетку. Чтобы разойтись, я остановился и отступил. Когда девушка поравнялась со мной, дьявол подсказал мне фразу, достойную презрения. Именно это выражение промелькнуло в беглом на меня взгляде и придало ее лицу, и без того прелестному, с очевидными следами трехсотлетнего татарского ига, дополнительное очарование.
Среди товарищей по студенчеству был у меня один из самых близких, Влад Харламов. Он был славный парень. Небольшого роста, крепкого телосложения. Свои негустые волосы постоянно холил и, опрыскивая каким-то закрепителем, взбивал кок по моде времени. Был добрым, подвижным, всегда, «как яблочко, румян, одет весьма беспечно, не то чтоб очень пьян, а весел бесконечно». Влад был старше меня на курс и, соответственно, оказался на практике в Крыму годом раньше. Вернулся к новому учебному сезону влюбленным. Рассказывал, взволнованно заикаясь, о встрече на алупкинском пляже с потрясающей, по его выражению, девушкой. Имя ее Ира. У них началась переписка. Когда Влад получал письмо, он не спешил его вскрывать. Только поздно вечером, когда общежитие затихало, мы с ним устраивались на кухне, и он читал письмо вслух, а затем мы вместе сочиняли ответное. Я стал его наперсником, и со временем нельзя было сказать, кто из нас ожидал письма с большим нетерпением, он или я. Сочиняя ответ, я наполнялся безотчетной радостью, как будто получаемые Владом письма были адресованы мне. Целомудренные, они звучали во мне, как музыкальные этюды в эпистолярном жанре. Я возмечтал увидеть эту девушку.
В один из осенних, особенно безнадежно унылых дней Влад получил письмо. И, как повелось, устроившись на кухне и приготовив по большой кружке горячего кофе, мы приступили к ставшему ритуальным чтению. В письме Ира сообщила, что приезжает в Ленинград и пробудет три дня. Остановится у своей тетушки на улице Петра Лаврова. В конце письма добавила, чтобы Влад никого с ней не знакомил. Как же быть? Решили, что в назначенный час свидания у подъезда тетушкиного дома я буду сидеть на бульваре. И они пройдут мимо меня, как проходят мимо незнакомого человека.
