— Их огромные и бесценные коллекции в полном распоряжении Дж. Райана Телфорда, этого вора.
— Ты говорила, насильника.
— Потенциального детского насильника и удачливого вора, — уточнила она. — Мне было тринадцать, когда он впервые загнал меня в угол.
Я не хотел раздумывать о том, что он почти сделал с ней, а потому спросил:
— У кого он ворует?
— У библиотеки и музея, как я это себе представляю.
— Ты себе представляешь.
— Коллекции у них огромные, и особого порядка в них нет. Он может подделать документы о том, что хранится в запасниках, сговориться с аудитором, а потом толкнуть эти вещи через беспринципного дилера.
— Представляю себе… Он может… Ты не похожа на девушку, которая хочет предъявить ложные обвинения.
Она села за стол из макассарского черного дерева, развернулась на сто восемьдесят градусов к компьютеру, стоявшему на отдельном столике.
— Я знаю, что он вор. Он крал у моего отца. С учетом его здешней должности, ему не устоять перед искушением.
— И что он украл у твоего отца?
— Миллионы, — ответила она, включив компьютер, и слово эхом отразилось от арт-декоских поверхностей, как не отражалось ни одно слово прежде.
Кабинет выглядел роскошным даже в практически полной темноте. Он напомнил мне некоторые фотографии Эдварда Стайхена: бархатные тени, усиливающие мрачную атмосферу, тут и там тени, предполагающие отражения отполированного дерева, мистический блеск стеклянного абажура незажженной лампы Тиффани, комната намекает на большее, чем открывает, и однако никаких тайн в ней нет, словно залита она солнечными лучами, а не призрачным светом ночного города за окнами.
Даже в отсутствие куратора в воздухе витал пряный аромат его одеколона.
В отсвете компьютерного экрана лицо Гвинет обрело азиатские черты, главным образом благодаря бледной коже и черному макияжу, отчего ее лицо напоминало мне маску актера театра Кабуки.
Она не выглядела богатой девушкой. Разумеется, я никогда раньше не знал богатых девушек и не знал, по каким признакам определять, своя ли она среди богатых или нет. Но все равно не думал, что она из их числа.
— У твоего отца миллионы?
— Были. Мой отец умер.
— Именно про него ты говорила? Он тот единственный, кто мог тебе помочь?
— Да. — Она просматривала перечень файлов. — Мой отец понимал меня. И защищал. Но я защищать его не смогла.
— Отчего он умер?
— Если коротко, по результатам вскрытия: «Случайная смерть от меда».
— Меда, в смысле пчелиного?
— Мой дед со стороны отца владел пасеками, сотнями ульев. Сдавал их в аренду фермерам, перерабатывал и фасовал мед.
