Избранные. Космохоррор | страница 67



Но Я не хочу умирать. И не хочу вечно висеть в этой тьме. Я хочу вернуться. В ту кроватку, над которой склоняются ласковые матери. В мир, где отцы бегут со Мной в ласковое море. Где Я сам веду за руку маленьких человечков. Я хочу в тот полузасыпанный окоп! Я хочу на окровавленные простыни к посеревшим от усталости хирургам. Я ХОЧУ ДОМОЙ!!!

Глас

Денис Назаров

Непонимание. Слово последнего месяца. Слово, которое само по себе не говорит ничего, и вместе с тем говорит столь многое.

Он снова задавался теми же вопросами, что и раньше. Вспоминал как во время очередной ссоры с женой мог сказать лишнего, потом видел её обиженный взгляд, слезы, застывшие в глазах. Это было сигналом, что сейчас пора закончить. В те дни, казавшиеся теперь далеким прошлым он умел анализировать, находить причины. Сейчас у него было куда больше времени на размышления, но ответа на свои вопросы он не могу получить. Холодный космос молчал. До чего же не идеален язык, как сложно порой выразить свои чувства и как легко обидеть близкого. Любил ли он её, любил ли он вообще когда-то по-настоящему? Михаил сумел справиться с непониманием, когда умерла дочь. Смог пережить и уход Лены. Но сейчас он видел лишь мутную пелену, а за ней безжизненную черноту. Она была так рядом. Всего лишь протяни руку. Но мешает тонкая стенка, да и пустота оказалось не такой уж безжизненной. Там было оно, невидимое, но осязаемое всеми. Оно говорило, но…

Непонимание.

* * *

— Представь, что ты сидишь ко мне спиной, — Алексей пощелкал пальцами, размял шею, почесал подбородок и развалился в кресле.

Михаил терпеливо ждал.

— И я говорю тебе: Привет! А ты мне?

— Отвечу тем же, — Михаил пожал плечами. Теперь он привык, но раньше его выводила тягучая манера Алексея вести беседу. Прежде чем что-то сказать, он подолгу формировал свои мысли, затем смешно шевелил языком за закрытым ртом, будто пробуя слова на вкус, и только удостоверившись, что можно наконец высказаться выдавал фразу, или точнее выдавливал. Чаще совсем короткую, отчего долгие размышления его теряли в цене, но в последние дни его все больше тянуло на длинные рассуждения, которые как правило тоже ни к чему не приводили. Впрочем, Михаил не мог винить его за это, он и сам подолгу ввел такие же бессмысленные разговоры, разве что делал это молча. Выстраивал диалог с самим собой, ввел интервью с глупыми вопросами и такими же глупыми ответами. Особенно эти неуместные диалоги со своим я появлялись сразу после пробуждения и давали голове недолгий покой только к обеду.