— И так и так, Юрий, и так и так… Очень, очень нужно увидеться… И руководство…
— Черт с вами! — решительно заявил я, сам порадовавшись тому, как это сказал. — Только моя страсть к приключениям заставляет меня идти на эту встречу!
— Вот и чудесненько, вот и чудесненько, — возликовал Алексей Иванович.
Где? Когда?
Любая гостиница на выбор: "Россия", "Берлин", "Будапешт"… Я прикинул, что ближе от редакции.
— Ладно, "Будапешт"…
— Через полчаса я вас жду.
— Да как я вас узнаю-то? — спросил я.
— Не беспокойтесь… Мы вас узнаем, узнаем… — радостно проворковал таинственный незнакомец.
Я вышел в коридор и увидел Юру Роста, выходящего из фотолаборатории.
— Юра, — попросил я его, — подстрахуй, пожалуйста… Может быть, меня хотят растворить в ванне? — И рассказал о надоедливом Алексее Ивановиче, так страстно жаждущем свидания со мной.
До "Будапешта" мы домчались в считанные минуты. Рост остановил машину недалеко от гостиницы и сказал, что посмотрит на этого человека ("Ты только попроси его сразу же предъявить документы") и дальше будет действовать смотря по обстоятельствам: или подождет меня у входа, или вернется в редакцию.
— Но учти… Растворение в ванне — процесс болезненный, — кажется, пошутил на прощание Юрий. И я отправился на встречу, которую, учитывая необычность ее проведения, вполне можно было назвать конспиративной.
Теперь такой вопрос… Вспоминаю, испытывал ли я тогда страх?
Не очень-то просто на него ответить, особенно сейчас, задним числом.
Вообще-то у меня не так давно появилась теория, согласно которой жизнь — это преодоление детских страхов. Сейчас, допустим, у меня, кажется, не осталось никаких страхов (имею, естественно, в виду страхи, испытываемые человеком по отношению к самому себе, а не за детей или друзей). Кроме, может быть, одного — перед кабинетом зубного врача. Правда, по этой теории получается, что к смерти человек подходит с таким счастьем бесстрашия, что вместо похоронного марша должен звучать марш из "Веселых ребят". Но это я сейчас так думаю, когда самому за сорок, а на улице уже девяностые.
А каким я был тогда, в восьмидесятом? Ведь не только я был иным, но и КГБ еще оставался могущественной и очень серьезной организацией. И относились к секретным службам не так, как сегодня.
Нет, точно помню, что я не испытывал страха, делая несколько шагов по направлению к гостинице. Но объясняю это только лишь одним: я уже привык тогда себя чувствовать более-менее под защитой газеты. И второе. С годами мы выработали в себе ироническое отношение к КГБ, несмотря на то, что все больше и больше убеждались во всемогуществе этой тайной организации, спрутом опутавшей страну.
