— Дайте пройти! Уберите руки!
— Что значит, уберите руки! — взорвался швейцар. — Визитку! Тогда майор, бросив на меня извиняющийся взгляд, подошел вплотную к швейцару и шепнул несколько заветных слов. Которые, правда, бдительного стража не испугали, потом что, пропуская майора, он недовольно буркнул:
— Так бы сразу и сказали! — И уже мне: — А вы куда?
— Да со мной товарищ, со мной… — бросил ему майор и, уже когда мы миновали вход, выругался: — Вот болван… Бывают же такие болваны!
И, когда мы уже поднимались по лестнице, вдруг добавил:
— Я этих швейцаров, если откровенно — то просто ненавижу, — чем тут же, естественно, вызвал во мне чуть ли не братскую симпатию.
Мы, помню, шли какими-то переходами, поднимались по лестнице, потом снова опускались.
— Я, Алексей Иванович, вот так вот еще ни разу ни с кем не встречался, — сказал я ему. — Чтобы так! Тайно. В гостинице.
— Неужели первый раз? Да не может быть! — как показалось мне, искренне удивился майор.
— И вообще, — добавил я, — с вашими никогда и не встречался. Я больше с милицией.
— Да не может быть! Неужели впервые?! — снова удивился он, видимо, не поверив.
Наконец, мы остановились у дверей какого-то номера, и майор без стука вошел. Навстречу поднялся полный пожилой человек, званием, судя по возрасту, уже давно не майор.
Вот и Юрий… а это… — И Алексей Иванович скороговоркой назвал мне какое-то имя-отчество, которое я так и не смог разобрать.
— У нас здесь товарищ живет… — кивнул старший на девственно чистую комнату. — Но сейчас он по Москве гуляет, осматривает достопримечательности, вот мы и воспользовались его номером.
Солгав, он не покраснел.
Ну, а дальше… Дальше — самое трудное для меня: пересказать разговор, состоящий из междометий и ничего не значащих вопросов.
Помню, с порога я сказал:
— Когда я шел к вам, то все время думал, какая из иностранных разведок меня завербовала?..
На что тут же последовал ответ: да что вы! да как вы могли подумать!
Дальше меня спросили:
— Ну, как ваша жизнь? — И когда я ответил, что жизнь как жизнь, то последовал следующий вопрос: — Ну а вообще?.. Я, естественно, ответил, что и "вообще" ничего. Потом: "Как дома? Как на работе? Трудно поднимать острые темы?" И прочая ерунда.
Примерно в эти годы замечательный детский писатель Эдуард Успенский написал в КГБ письмо, в котором обвинил генерала Абрамова, тогдашнего руководителя пятого, идеологического, управления в покрывательстве всяких темных делишек одного из писательских генералов. Когда Эдика вызвали в КГБ, то первым делом спросили, как у него со здоровьем. "А здесь у вас что, поликлиника?" — рассвирепел Успенский.
