— Вот черт! Микула? Он! Тссс! Не кори вора, коли хочешь, чтоб твои куры и индюки целы были. Смотри, смотри! А кто его связанным приволок? Это же писарь из соседнего поместья! Да, видит бог, он! Ну, доигрался Микула! Не иначе — дьявол тебя надоумил скакать через плетень в господский курятник. Ведь оттуда за три версты порохом пахнет? Цепей и кандалов столько, что все твои кости затрещат. Ну, удалец! Связали веревками. Должно, это черный ястреб его где-нибудь на дороге ухватил. А как цыганское отродье держится-то? Как на свадьбе выступает! Ничего, подсолят тебе похлебку в суде, подзаправят жаркое полынью, — рассуждали мужики.
Черный Яков привел Микулу, и стражник быстро сунул вора в так называемые колодки, продев руки и ноги в щели. (В прежние времена, если не ошибаюсь, вплоть до введения конституции, власти держали перед судебными учреждениями эти колодки. Две толстые, тяжелые, мощные дубовые доски складывались, в каждой из них вырезали выемки небольшого размера. В эти выемки помещали запястья рук и ступни ног под щиколоткой, доски соединяли, сцепляли между собой, запирали — и вот вам странное и в то же время простое орудие средневековых пыток готово! Несчастный сидел на земле, руки и ноги его находились в отверстиях колодок, точнее сказать — в расщепах их).
Черный Яков скрылся в суде, и вскоре оттуда вышел стряпчий с гусиным пером за ухом в сопровождении двух стражников.
— А, тот самый кобчик, что пьет кровь чужих индюков? — усмехнулся стряпчий, низенький человек с лицом в кулачок, один тупой и широкий нос торчал вверх, будто большая затычка на маленькой пустой бочке.
Микула ничего не ответил, лишь украдкой скосил глаза на Черного Якова.
— Ты спер в поместье Л. восемь индюков? — начал допрос стряпчий.
— Нет! Двух рук, что забили вы в эти проклятые дыры, мало, чтоб схватить да еще унести восемь индюков! — плюнул Микула на колодки, буравя взглядом землю.
— Нет? Прекрасно! А ну-ка пощекочите ему слегка пальчики наручниками, чтоб парень опамятовался! Очень уж глубоко он запрятал правду в свою воровскую душу.
Стражники вытащили, приладили и закрутили наручники.
— Эй, хватит, хватит, люди добрые, господа хорошие! Погодите, коли бога знаете! — покорно взмолился вор Микула.
— Ну? — уставился на него судейский.
— Пишите. Бог простит мне мои грехи, он всем прощает, кто покается: да, украл я их. Мы святой крест чтим, а индюки как-никак бессловесные твари! — И лукавый вор Микула опять сплюнул.
