Вельможа исподлобья взглянул на свою прекрасную любовницу, но ее мечтательные глаза витали в беспредельных просторах неожиданной печали, уныния, пустоты и неопределенности.
Пробормотав нечто, чего и сам он не понял, вельможа рванул на себя дверь и вылетел вон.
— Не знает он нашей жизни. Не понял меня! Бедный мой господин, зачем тебе твои огромные владения? К чему тебе весь этот громадный мир, по которому ты скитался? Что для тебя жизнь, если ты не способен понять моего счастья, верно, жена?
И управляющий вновь обнял свою Далилу. Она была нема, будто камень, и холодна, как земля.
— Верно! Ты встревожена, задумчива! Начались муки и страдания. Еще бы! Кто проникнет в глубокие, то мрачные, то светлые мысли молодой матери? — пела помолодевшая душа управляющего, воспарив, будто птица, которой подрезали крылья, над стоячими водами сего убогого мира. Руки ее тянутся к звездам, она не замечает, что бредет по пояс в грязи человеческого коварства и лжи…
Однажды множество крестьян трудилось на полях, принадлежавших вельможе. Когда жаркое июньское солнце поднялось в зенит, работу прервали, и крестьяне кучками расселись отдохнуть и подкрепить пищей усталое тело… Управляющий тоже был здесь… Вдруг всех обуял ужас, мужики вскочили, бросили обед и кинулись бежать как безумные. Отчаянно завизжали женщины. Арабский конь вельможи, чем-то напуганный и взбесившийся, несся прямо к омуту, возле которого стояла мельница, пользовавшаяся дурной славой. На дне глубокого провала протекал ручей, крутивший в половодье захудалое, наполовину истертое колесо жалкой мельницы. Вельможа изо всех сил осаживал напуганное, взбесившееся животное, но конь летел прямо к провалу, еще мгновение — и конь, и всадник рухнут вниз… Но в то же мгновенье управляющий на самом краю обрыва схватил коня за ноздри. Схватка продолжалась так недолго, что ее едва ли кто и заметил. Чуть управляющий приостановил лошадь, вельможа выскочил из седла, отчаянно и крепко уцепился за куст боярышника, росший на обрыве. Взбесившийся скакун толкнул грудью управляющего, и оба полетели в бездну. Страшный вопль огласил окрестности — и все смолкло.
— Беда! Погибли, погибли! Конец! Этот проклятый омут унес уже столько жизней, — в ужасе кричали крестьяне, заламывая руки и торопясь к месту несчастья.
Почти в обмороке вельможа крепко держался за куст, с нежных рук и лица его сочилась кровь. Подбежавшие крестьяне вытащили своего господина. Если б куст не выдержал, если б руки и мускулы вельможи ослабли, свалился б и он в пропасть вслед за управляющим.
