Наверное, Начальник хотел добавить что-то еще про Элео-часть, прочитать лекцию, заставить Санару сомневаться в разумности принятого решения, возможно, что-то наперед прояснить… Но не стал. Умолк. Добавил лишь одну фразу:
– Отпусти ее, если она этого захочет.
Санара не шевелился. Не заметил, что слишком плотно сжаты и зубы, и кулаки, что «моё» сейчас грохочет сильнее доводов чужой логики – он не сможет отпустить. Но отпустит, если так будет правильно, если нужно. Только… не сегодня.
– Я услышал.
И двинулся к двери.
– Я тебя поздравляю, – послышалось ему вслед, но отвечать Аид уже не стал.
* * *
(Kamik – А если это любовь [Cover])
Его никак не должны были задеть слова Дрейка…
Но они задели.
Поблекла радость от возвращения в Лоррейн; даже давно не заводимый автомобиль, оставленный когда-то перед Реактором, не вызывал сейчас у Аида теплых чувств. Хотя обычно он скучал по вождению. Дорогой кожаный руль, к которому раньше он прикасался с восторгом, стал просто рулем, люксовый салон – местом внутри машины.
Оказывается, раньше он не знал себя сам, узнавал только теперь, когда вдруг появилось, что терять, когда рядом на пассажирском сиденье сидела она. Вся его чернота – собственничество, высунувшая нос ревность, обида при мысли «нужно отпустить» – показалась только сейчас, по-настоящему принялась проявляться после сегодняшнего вечера.
Он не желал отпускать. Не желал, черт возьми, отпускать! Знал, что она не такая, как все, но как позволить уйти, когда только обрел? Ладно бы, Санара нырнул в третьи, четвертые по счету отношения, знал бы наперед, чем все закончится, но он нырнул впервые.
И ему впервые все равно, что Леа-Нова вообще не человек, что она существо, чья внутренняя структура неясна, что ее жизненный срок ограничен. У него с ней есть сегодня, сейчас, эта минута.
Она ни о чем не спрашивала. Рассматривала тонущий в темноте и свете фонарей Лоррейн с его широкими проспектами и пустынными в этот час остановками, подсвеченные «ночниками» витрины. Созерцала его, затаив дыхание. С привычным ей восхищением, удивлением, тихой радостью.
– Даже не спросишь, где мы?
Наверное, ему горько не оттого, что она видит шире и может больше, а от самого себя, неспособного воспринимать ситуацию по-взрослому. Как она – легко и просто.
– Я знаю, где мы… чувствую, – отозвались тихо. В ее голосе светло и тепло, в нем сквозит та самая «несложность», которую Аид теперь мучительно искал. – Смежный мир, и воздух его испещрен формулами, к созданию которых причастен человек, с которым ты недавно беседовал.
