— Помните, — обратилась к своим коллегам третья женщина, — она, как только тосковать перестала, так спортом занялась. Стала спокойной, целеустремленной. Даже по Маше не горевала. А мы так боялись ей сказать, что Маша в Америке умерла.
— Да, страшно было такое ей сообщать. Мы полгода решали, стоит ли вообще говорить? Боялись, не перенесет Катя такое известие, — поддержала разговор Анна Михайловна. — Однажды зашел разговор о планах на будущее. Мол, кто куда из детей после интерната пойдет. Ну девочки почти все либо в швеи, либо в медсестры, либо на повара. А Катя так решительно тогда сказала: «Я в армию пойду служить!» Девочки смеяться начали, думали, она шутит. Но она так на них зыркнула, что все поняли, что сказано было серьезно. Потом кто-то спросил: «А как же Америка? Маша?» Катя отвечает: «Я должна здесь принести пользу Родине». Я была потрясена, даже ошарашена. Не то, чтобы я против патриотизма, но ее слова воспринимались на грани экстремизма, то есть нездорового патриотизма. Мы ведь все знали, как Катя Машеньку любила, души в ней не чаяла. Она была ее смыслом жизни. Ради Маши она и жила, только о ее будущем мечтала. Когда узнала, что их хотят удочерить американцы, радости предела не было. Начала называть себя Кэт, а Машу — Мэри. Английский учила самостоятельно и сестру свою натаскивала. И вдруг — такие непостижимые перемены в поведении. Я в тот момент непедагогично, наверное, поступила, но я хотела растрясти ее, понять, что с ней происходит. Позвала ее в кабинет к директору, и мы сообщили ей, что Маши больше нет, что произошел несчастный случай, и она погибла. Показали Кате письмо из Америки. Но что было самым удивительным… Знаете, как она отреагировала на это страшное известие? Задумалась ненадолго и сказала: «Что ж, теперь я точно останусь в России». Все! Больше ни одного слова, ни слезинки. Как будто бы речь шла о постороннем человеке.
— Наш директор Елена Владимировна даже к тренеру Катиному ездила, думала, может это он ей так «мозги вправил». Но тот, оказалось, сам не знал о Катиных планах. Надеялся, что она дальше спортом будет заниматься. Хотел, чтоб она в физкультурный поступила, обещал помочь.
— Очень все странно, — задумалась я вслух. — Может, так сработали защитные механизмы психики, блокировав реакции на страшное известие? Я недавно разговаривала с психиатром, он рассказывал, что так бывает.
— Мы так и не поняли, с чего такие перемены, — сказала Анна Михайловна, — наверное, вы правы: только так можно объяснить Катину реакцию.
