— Слушай, возьми и успокойся. — Чингиз протянул проводнице пять рублей. — Сдачи не надо.
— Но вы ведь платили, — нудила проводница. — Я помню.
— Подъезжаем к великому городу, а вы со своей постелью, — произнес Чингиз. — Возьмите и замолчите.
Проводница подобрала пятерку и юркнула в купе.
Поезд скользил вдоль перрона. Носильщики с пустыми тележками стояли, подобно бомбардирам у своих пушек. Весь багаж Чингиза — «дипломат» и коробка, перевязанная розовой лентой. Чингиз ступил на платформу под звуки гимна Великому городу, сердясь на себя за отданную проводнице пятерку, — на оставшийся рубль такси не наймешь. И в общаге денег нет, надо снимать с книжки, а сегодня выходной, сберкасса не работает.
Площадь Восстания по раннему воскресному утру была малолюдна. Лишь у входа в метро наблюдалось оживление. Чингиз пересек Невский и стал дожидаться троллейбуса. И троллейбус подошел, лобастый, умытый, за хрустальными чистыми окнами полоскались крахмальные занавески, над лобовым стеклом надпись: «Аренда», а сбоку, рядом с красным номером «1», витиеватая надпись: «Сервисный маршрут от кооператива «Ласточка».
Чингиз вошел в уютный салон. Неделю назад, перед отъездом в Москву, он что-то не замечал среди зачуханных, скрипящих всеми суставами сараев на колесах подобного чуда. Хорошо, что завалялась у него рублевая плошка с Лениным на броневике: платить так платить. Вальяжно раскинувшись в упругом кресле, Чингиз сожалел, что ехать всего ничего — три остановки. Даже звук унформера, что запускал двигатель троллейбуса, урчал приятно, точно милая домашняя кошечка. А за окном протягивался Невский проспект со скудными витринами, замазанными серой краской стеклами магазинов, редкими унылыми прохожими. Пора готовиться к выходу. И тут появилась мысль продолжить маршрут до Большой Пушкарской к знакомому дому, что стоит рядом с троллейбусной остановкой. Тем более придет он в тот дом не с пустыми руками. Чингиз провел ладонью по коробке. На стрелке Васильевского в троллейбус взобралась какая-то бабка. Усевшись на переднее сиденье и узнав цену билета, бабка тотчас заохала.
— Выпусти меня, аспид! — закричала она в стекло кабины водителя. — Это с каких таких пор повышение вышло? Рубль за дорогу!
Пассажиры пытались вразумить старуху, что троллейбус не государственный, а взят в аренду, стало быть, частный.
— Вот еще! Мне дед пятак отсыпал, говорит, доеду. Тот раз обувь снесла, набойки поставить. Всегда рупь брали — теперь требуют десятку: мы — кооператив. Это что ж делается? Такие денжища за каблук — четыре каблука — и вся пензия.
