И если Левана с такими помощницами совершает свое дело, как глубоко должна уважать она действие скорби!
Но ты, читатель, вероятно, думаешь, что дети вовсе не подвергаются такой скорби, как моя?
Я не хочу утверждать, что они везде способны к ней.
Но есть больше, чем вы предполагаете, таких, которые умирают от печали.
Я расскажу вам обыкновенный случай.
Правила школы в Итоне требуют, чтобы мальчик провел там двенадцать лет.
Он выходит оттуда на восемнадцатом году жизни, а поступает туда на шестом.
Дети, оторванные в таком возрасте от матерей и сестер, очень часто умирают.
Я говорю только то, что знаю.
Никакой признак не позволяет назвать их болезни печалью, и все же она — печаль.
Печаль этого рода и в таком возрасте убила детей больше, чем можно было бы предполагать.
Поэтому-то Левана часто сталкивается с силами, которые потрясают человеческое сердце; поэтому же она так страстно возлюбила скорбь.
«Эти владычицы, — тихо шептал я себе, смотря на помощниц, с которыми разговаривала Левана, — это Скорби, и их три, как три Грации, которые красотой украшают жизнь человека; есть также три Парки, которые ткут темные ткани человеческой жизни на своих таинственных пяльцах, всегда в красках отчасти траурных, а иногда, гневно, трагическим пурпуром и чернотой; также есть три Фурии, которые на зов приходят с той стороны гроба мстить за грехи, совершенные здесь; а когда-то было только три Музы, которые настраивали арфу, трубу и лютню на великие подвиги страстного человеческого творчества.
Это Скорби, которых я знаю всех трех».
Последние слова я говорю теперь; в Оксфорде я говорил: «Из которых я знаю одну, а двух остальных, должно быть, даже слишком, узнаю после».
Потому что уже весной моей молодости я видел (мглисто обрисовывающиеся на темном фоне моих снов) неясные контуры этих страшных сестер.
Эти сестры — как мне назвать их?
Если я скажу просто «Скорби» — название легко может быть неверно понято, кто-нибудь мог бы подумать, что речь идет о скорби личной, о мелких случаях скорби, тогда как мне нужен термин, выражающий сильные абстракции, которые входят во все индивидуальные страдания человеческого сердца, и я стараюсь представить их в олицетворениях, то есть облеченными в человеческие особенности жизни и наделенными функциями, напоминающими тело.
Так назовем их «Матерями Скорби».
Я хорошо знаю их, и прошел я все их царства.
Это три сестры одного таинственного семейства: их пути далеко расходятся один от другого, но царство их не имеет конца.
