— Ничего? — искренне удивился Гараев.
— Да, ничего нет о вас. Тебе предлагают написать еще раз, после чего, если ты дашь согласие, будет организована медкомиссия.
«Организаторы! — сразу озлобился про себя Гараев. — Еще одно письмо! Медкомиссия! После этого бы выжить…»
— Понимаешь ли ты, что наделал? — спросил лейтенант. — Теперь твое письмо хранится под номером в архиве редакции — зарегистрировано.
— Ну и что? — не понял солдат.
Лейтенант откинулся на спинку стула и стал словно бы внимательно разглядывать сидящего перед ним. А Гараев с завистью вдруг отметил, как туго обтягивает тело замполита зеленая полевая форма, украшениями которой только и были что эмблемы да белая жилка подворотничка. Красив офицер.
— Как ты думаешь, если приедет комиссия — не медицинская, конечно, то кому прежде всего достанется?
Григорий все понял. Он, словно с него кожу сдирали, начал медленно краснеть. Рудный ему нравился.
— А разве нельзя было прийти ко мне, посоветоваться? — тихо продолжил лейтенант. — Так почему же ты не пришел?
— А разве вы, товарищ лейтенант, не знаете, что творится в роте? И не только в нашей роте или войсках…
— Кто это тебе сказал? — как будто бы удивился лейтенант.
— У меня друг тоже служит, и он писал мне, что там, где начинается армия, кончается справедливость…
— Твой друг такой же молокосос, как и ты, — прервал его Рудный, — вы просто не встречали в жизни трудностей.
— Полы мыть нетрудно, — снова сжавшись, продолжал говорить Гараев, — трудно, когда тебя ежедневно унижают этим.
— Мы диалектику учили не по Гегелю, а по учебнику, — с легкой усмешкой произнес замполит, — забудь школьные истины, Гараев, и пойми главное: что мы здесь собраны в роты и батальоны для охраны преступников, рецидивистов… понимаешь? Мы пока живем не в обществе будущего, и то, что делаем, — жестокая необходимость. А тут еще и специфика, ее накладки: вы каждый день встречаетесь с контингентом, который оказывает на вас порой хоть вроде и внешнее, но, я бы сказал, гнусное воздействие. Ты уже пробовал пить чифир?.. Вот видишь… А в других родах войск этого нет. И вот теперь, если ты действительно такой сознательный солдат, скажи мне, кто избивает «молодых»?
— Я не могу вам этого сказать, — быстро ответил Григорий, глянув на офицера с испугом и сожалением.
— Да-а, бороться за правое дело — это не жалобные письма писать…
— Письма писать — это все, что мне остается, потому что ночью в казарме командуете не вы…
