Пламя стремительно оправдывало чьи-то надежды: его гигантский столб поднялся выше башенного крана. Скоро вспыхнули и соседние постройки. А вдоль забора жилой зоны неслись уже две красные машины. Григорий оглянулся: у шлагбаума затормозил «уазик», из-под руля которого выскочил толстенький подполковник, начальник колонии, за ним — два офицера. Они бежали и что-то кричали друг другу. «Кран», — понял Гараев: пламя покачивалось рядом с ним.
Появилось усиление караула — это подняли отдыхавший после ночной службы взвод. Солдаты прогрохотали сапогами внизу — разбегались по периметру, оцепляя зону. Натянув на головы противогазы, они заметались в черном дыму там, ниже штабеля, где уже горело основное ограждение, горели щепа и опил — поэтому казалось, что горит земля.
И вдруг в башне крана появился голый по пояс человек. Глядя только вверх, он быстро поднимался по железной лестнице параллельно огненному столбу. Этого, конечно, не могло быть, но подуй сейчас ветер… Впрочем, ему и без того там жарко. Сотни глаз наблюдали за ним.
Время распалось на секунды: скостят, скостят, скостят — стучали часы. Сильно накалившись, побледнело голубое небо.
Григорий снял пилотку. Тут кран дернулся, еще раз дернулся — и медленно заскользил по рельсам вдоль штабеля.
Воздух сразу наполнился шумом водяных струй, криками и треском горящего дерева. Только осужденные, которые и не думали приступать к тушению пожара, сидели вокруг него на крышах, на бревнах и на корточках — амфитеатром. Зрелище, античный театр…
Гараев видел, как с нижней стороны круга к КПП прошел Джумахмедов, а от жилой зоны — ефрейтор Дюков. Всего полчаса оставалось до конца караула, как вышка закачалась от сапожного топота по лестнице. Ворвавшиеся на пост — все трое — были пьяны.
— Что, сучонок, побрезговал моей водкой? — процедил сквозь зубы Белоглазов. Сержант вскинул на руки автомат, висевший до того за спиной стволом вниз.
Дюков сделал шаг в сторону часового, просунул ему свою правую под мышку, а левой, вцепившись в запястье, заломил гараевскую руку до самых лопаток. То же самое и одновременно сделал Джумахмедов. От командиров несло водкой и потом. Автомат Гараева оставался за спиной.
Белоглазов передернул затвор своего оружия и опустил предохранитель, наставил ствол Гараеву в живот… Наступила пауза. Григорий понимал: одно неосторожное движение любого из этих троих, палец коснется спускового крючка — и его плоть будет разорвана на куски мяса. Поэтому он молчал и не дергался. Командиры пристально наблюдали за Гараевым, наслаждаясь его страхом и ожидая мольбы о пощаде. Но молчание затянулось…
