Правда, попутчик слегка косоглазил, поэтому говорить с ним оказалось нелегко.
Прошло минут тридцать. За окном, за заборами дымились пожегочные ямы, башенные краны висели в воздухе над высокими штабелями бревен. В одном месте поезд разрезал цепочку развода: ближе стояли часовые с автоматами, дальше — поеживались от утреннего холодка осужденные, смотрели на окна.
Невесело тянулся таежный конгломерат зон Краслага.
У «молодых» обыкновенно бывает не очень много тем для разговора. Главная — одна. Плюс воспоминание о доме и, конечно, светлое будущее. Попутчик начал рассказывать, какие методы применяют старослужащие в их роте, передавая новичкам свой боевой опыт. И снова Гараев почувствовал, как черная, горячая кровь ненависти поднимается в нем, словно грозя хлынуть горлом.
— Ничего, вернется время — сам отыграюсь на «молодых»…
— Ты это серьезно? — открыл глаза Гараев.
— А че?..
Непонятно было, куда смотрит этот косоглазый…
Возвращались из штаба поздно вечером.
— Да, не удалось закосить. Тебе, гляжу, тоже? — спросил с улыбочкой гнусной понятливости попутчик.
— Я не косил, — тихо ответил Григорий и отвернулся к окну.
А там, за окном, провисали и тянулись за поездом гигантские бусы электрических огней. Помнится, когда в конце мая эшелон остановился ночью на станции и Гараев спрыгнул с подножки на сибирскую землю, ему вдруг почудилось, что вокруг город. Но поутру все прояснилось: он увидел лампочки, десятки, сотни лампочек на серых заборах.
Майор со змеями в петлицах сказал:
— Да, у тебя варикозное расширение вен. А чем, ты думаешь, я тебе могу помочь?
Григорий насторожился.
— Вы медик, вам и решать, — ответил он.
— Вот я и решу! — рявкнул майор. — Комиссоваться хочешь? Ничего у тебя не выйдет. А теперь пошел вон.
Григорий посмотрел на часы, которые так никто и не посмел потребовать у него в подарок, — шел второй час ночи. Только что миновал первый приступ сонливости. Второй наступит около шести часов утра. Вдруг он увидел, как кто-то вышел из караулки и торопливо направился к трапу — высокому дощатому тротуару, тянувшемуся по периметру производственной зоны вдоль основного ограждения.
— Стой, кто идет? — громко крикнул он, высунувшись с плечами в окно.
— Даевой, — послышался в ответ хрипловатый голос Валерки. — Держи, песец драный! — весело влетел на пост Ширинкин, бережно держа в цепкой крестьянской руке прокопченную кружку. — Цени, сам заваривал.
— А что Джумахмедов делает? — спросил Григорий, сбрасывая автомат в угол.
